Внимание!
понедельник, 03 июня 2013
Безмятежная Тяпка
Хочу сказать, что на этом сериал для меня закончился.
То есть да, буду смотреть дальше, да, буду получать удовольствие от просмотра, но таким как раньше этот канон уже не будет.
спойлерыЯ не читала книг - то времени не было, то желания, то снова времени, но спойлеры на глаза попадались. Ну красная свадьба, ну закончится восстание Робба, ну и черт с ним, все равно не слишком его люблю. Оказалось что нет, черт, люблю, и очень, и его, и филлерную Талису с нерожденным Эддардом Старком, и Кейтелин - ее особенно.
Когда захлопнулись двери в зал и заиграли Рейны - я уже понял, что для меня Красная свадьба пройдет не так легко, как мне бы хотелось.
Рода Старков больше нет. Винтерфел чужой, Нэд давно мертв, его жена и единственный совершеннолетний законный сын теперь тоже, осталось четверо детей, которым некуда возвращаться, и с этого момента все будет не так.
Я не уверена что хочу знать как именно будет
То есть да, буду смотреть дальше, да, буду получать удовольствие от просмотра, но таким как раньше этот канон уже не будет.
спойлерыЯ не читала книг - то времени не было, то желания, то снова времени, но спойлеры на глаза попадались. Ну красная свадьба, ну закончится восстание Робба, ну и черт с ним, все равно не слишком его люблю. Оказалось что нет, черт, люблю, и очень, и его, и филлерную Талису с нерожденным Эддардом Старком, и Кейтелин - ее особенно.
Когда захлопнулись двери в зал и заиграли Рейны - я уже понял, что для меня Красная свадьба пройдет не так легко, как мне бы хотелось.
Рода Старков больше нет. Винтерфел чужой, Нэд давно мертв, его жена и единственный совершеннолетний законный сын теперь тоже, осталось четверо детей, которым некуда возвращаться, и с этого момента все будет не так.
Я не уверена что хочу знать как именно будет

URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
четверг, 02 мая 2013
Безмятежная Тяпка
Ностра наконец закончилась и это хорошо.
К "Рабочим моментам" у меня стойкая неприязнь, так что их ссылкой, а вот мини про первых унесу к себе, пусть лежит.
Название: Сыграем?
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Герои (Пейринг): Рикардо, Джотто, Кавахира - эпизодически
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: экшн, возможно частичное АУ
Размер: 3651 слово
Саммари: Джотто получил кольца Вонголы не так легко, как казалось
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Недетские игры»
читать дальше— Сыграем? — предложил Джотто в Неаполе. В его пальцах вертелась монетка. — Если решка, в этот раз я сам возьму пистолет в руки.
Это был первый Неаполь Рикардо, первый раз, когда Джотто позволил ему идти следом, и даже первое со вторым вместе взятое не заставило бы Риккардо расстаться с оружием.
— Я не отдам тебе свой пистолет.
Джотто пожал плечами и сунул монетку назад в карман. Дернул жилетку, повернулся к солнцу лицом.
— Значит, в другой раз, — сказал он, прикрыв глаза.
— Я не отдам тебе свой пистолет никогда, — уточнил Рикардо и отвел глаза. Смотреть на Джотто было неудобно.
— Значит, в следующий раз я возьму другого телохранителя.
Неаполь — особенно первый, — это всегда город-потрясение, город в котором море грязи и сотни церквей. Здесь было больше людей в сутанах, чем в Париже, и меньше, чем в Риме, но по количеству шлюх Неаполь бил и того, и другого.
Джотто его обожал.
Рикардо Неаполь не нравился совершенно.
— Отличные бордели, отличная выпивка, я хочу его погонять, — перечислял Джотто перед отъездом, кидая в сумку вещи, — плюс у меня там дела.
Его нимало не смущало присутствие Рикардо в комнате, который совершенно не хотел, чтобы его гоняли, его не смущало лицо Джи — и, строго говоря, лицо можно было бы кривить поменьше — Джотто просто приглянулась погода, а за окном медленно занимался грозовой рассвет.
— Там дождь, — напомнил Рикардо. — Ты уверен что хочешь выехать сейчас?
О, Джотто был уверен.
— Зато не уверен я. Сотни миль, и ты хочешь взять с собой только этого мальца?
Джотто определенно хотел.
— Мы можем хотя бы отложить твой отъезд?
В окно ударил очередной порыв ветра, а на стыке земли и неба наконец грохнуло беззвучно кровавым красным.
Джотто молча накинул на себя плащ.
— Ты бросаешь нас, — сказал Джи со вздохом, — бросаешь обязанности, оружие, деньги и дом, но Рикардо берешь с собой. Это необдуманное решение.
— Я еду развлекаться, — подмигнул Джотто, — плюс дело, помнишь?
Он был явно уже где-то в дороге. Совершенно нездешний дон Вонгола натягивал свои любимые перчатки, закидывал на плечо сумку, хватал Риккардо под руку и тащил его к дверям, все это умудряясь делать одновременно.
Шальной, бесстыжий, неподобающе нетрезвый дон Вонгола с крепкой хваткой.
— Алауди меня убьет, имей в виду.
— Встретимся через пару месяцев, ему передавай привет, — ответил Джотто и вывалился прямиком в грозу. Рикардо вывалился вместе с ним — и тут же промок до нитки.
— Надеюсь все с тобой будет в порядке, чертов ты лис, — сказал Джи тихо, отворачиваясь и прикрывая дверь.
Рикардо на это надеялся тоже.
— Почему именно здесь, все-таки? Можно было бы остановиться в местечке поприличнее, — недовольно сказал он, бросая сумку на узкую жесткую кровать.
— Инкогнито, — ответил Джотто безмятежно. — Не могу же я отвести тебя прямиком к девочкам — это было бы слишком неприлично, а ничего другого я здесь не знаю, увы.
— Считаешь меня достаточно взрослым, чтобы стрелять из пистолета, но недостаточно взрослым для сисек?
— Для начала начни называть грудь — грудью, — заметил Джотто. — Тогда я решу, что ты достаточно взрослый, чтобы познакомиться с одной из ее владелиц чуть более тесно.
Рикардо засопел.
Они остановились в мелкой гостинице у самой черты города.
Узкий зал для посетителей с дешевой рыбой и трехдневным мясом на ужин, крохотная комната с двумя койками, и в койках много живого помимо будущих постояльцев. Владелец, ощупывающий глазами посетителей взглядом опытного мясника. Не самое лучшее сочетание для безопасного «инкогнито».
Не странно, что Рикардо не нравилось дурное местечко.
А вот Джотто, кажется, очень. Джотто вообще в этом городе все и всегда нравилось.
Впрочем, сам он как раз собирался пойти по владелицам «грудей» и явно не планировал брать своего охранника с собой.
Рикардо укладывался на кровати и думал о том, что Джотто все-таки сволочь, Джотто молча рылся по своим карманам, а потом впервые задал вопрос, подкидывая на ладони только что найденную мелкую монетку:
— Сыграем?
— Во что? — недовольно спросил Рикардо.
— Орел или решка.
— Нет.
— Джи уже настучал?
— У тебя глаза азартные. В последний раз когда я видел такой взгляд, твой Спейд предложил мне покер и обобрал меня до нитки.
— Он обожает карты, — заметил Джотто. Монетка крутилась в его пальцах, мелкая и блестящая. — Ты мог хотя бы подумать о разнице в возрасте или опыте.
— Ну вот сейчас и подумал.
— Тогда ты явно плохо подумал.
Рикардо молча отвернулся. Крыть было нечем.
— Монетку мы все равно подбрасывать не будем.
— Ладно, — кивнул Джотто. — Я сыграю один. Если выпадет решка, я останусь сегодня здесь, под твоей надежной охраной, до самого утра, дела подождут до завтра. Если орел, тогда мои девочки слишком за мной соскучились, чтобы ждать еще сутки.
— Я пойду с тобой, — спокойно сказал Рикардо.
— Разумеется нет, — фыркнул Джотто и подбросил монетку в воздух. Та подлетела к самому потолку, блеснула рыжим, отражая огонь свечи и приземлилась точно на ладонь.
— Орел.
— Вроде того, — пожал плечами Джотто и сунул монету назад в карман. — К рассвету меня не жди.
— Не буду, — ответил Рикардо, скидывая сумку на пол.
Злость поднялась уже после того, как хлопнула входная дверь — дикая и бесконтрольная, как и всегда. Поднялась вместе с желанием прострелить затылок только что ушедшего Джотто и ускоряющимся током пламени в жилах.
Джотто говорил — нужно держать себя в руках.
Джотто говорил, что либо ты контролируешь пламя, либо оно тебя.
Джотто говорил, что Рикардо в ярости опасен для самого себя.
Рикардо ему почему-то верил.
Поэтому медленно выдохнул, досчитал до десяти и закрыл глаза, чтобы не слышать, не видеть, и лучше бы сразу не думать, но это у него получилось бы вряд ли.
Это был первый Неаполь Рикардо.
Джотто до сих пор ни разу не доверял ему свою охрану — всегда был Джи, или Алауди, или Спейд, хотя по мнению Рикардо это от Спейда нужно было защищать, не наоборот, но к его мнению прислушивались редко.
— Глупости, — отмахивался Джотто. А у Рикардо было чувство, что все это он знает и сам, но почему-то бездействует. Разбираться в причинах и следствиях поступках Джотто — безнадежное дело, он всегда знает больше, видит глубже, а если нет ни того, ни другого, то вид он точно сделать всегда сумеет.
Рикардо в его действиях предпочитал разбираться постфактум. Сперва дело нужно сделать, потом можно подумать о том, что из этого дела вышло.
Здесь, в Неаполе, для Джотто что-то было. Он что-то искал здесь, рыскал, как гончая, по церквям, борделям и поместьям, везде желанный гость, улыбка дона Вонгола — пропуск, открывающий любые двери, мы рады вас видеть, пожалуйста проходите, мы расстелимся ковром у ваших ног, только чтобы вы запомнили наше гостеприимство получше.
Рикардо от всего этого тошнило.
В улыбке Джотто с каждый проведенным здесь днем появлялось что-то все более хищное.
Он сорвался, кажется, неделю спустя.
Очередной бордель, рыжеволосая синьорина с яркой помадой и голодными глазами, Джотто шепнул ей что-то, как обычно тихо и жарко, а затем вылетел из комнаты, едва не забыв прихватить любимую жилетку.
— Что-то случилось? — уточнил Рикардо на улице. На него, помимо обязанностей охранника, через неделю возложили еще и сумки.
— Сыграем? — предложил Джотто вместо ответа. В его пальцах вертелась та самая монетка. — Если решка, в этот раз я сам возьму пистолет в руки.
Да, эту монетку Рикардо видел не впервые.
Ему ужасно хотелось спросить, зачем нужен пистолет и на кого они начинают охоту, почему именно чертов Неаполь с его высоким небом и почему Джотто здесь один, почему здесь нет никого кроме, почему не хранители, в конце-то концов? Почему именно Рикардо?
— Я не отдам тебе свой пистолет, — сказал он вместо этого и отвел взгляд.
На Джотто, у которого что-то переворачивалось внутри, и впрямь было неловко смотреть.
Он не сумел спросить днем, но зато смог все-таки открыть рот вечером, когда они снова добрались до гостиницы, койки в которой кишели клопами, а хозяин явственно примерялся к содержимому их кошелей.
— Кого мы ищем здесь? — спросил он тихо.
Джотто подбрасывал монету, и клопы его, кажется, совершенно не беспокоили.
— Почему ты взял именно меня? — попробовал Рикардо с другой стороны.
Ответом ему была тишина.
— Хотя бы скажи, почему именно Неаполь.
Джотто усмехнулся и повернулся лицом к стене.
— Это город, в котором самое высокое небо и лучшие женщины, Рикардо. Смотри, пока можешь.
— Здесь не на что смотреть.
— Вонгола едина перед лицом врага, — сказал Джотто ночью.
— Рехнулся? — уточнил Рикардо. — Три часа до рассвета, какая к черту Вонгола?
— Ты просто не понимаешь, — Джотто покачал головой и шагнул к окну. Там снова начиналась гроза, пока еще далекая, но уже густая, свежая, вода шла к Неаполю сплошной пеленой и Джотто был явно этому рад. — Вонгола едина перед врагом, я знаю, я видел, она должна быть едина. А эта девица говорит мне, что я должен подождать.
Мне плевать на Вонголу, хотел сказать Рикардо, мне не плевать на тебя.
Но все-таки не сказал.
— Ты что-нибудь придумаешь, — бросил он, зевнул и сунул голову под подушку.
— Это будет не скоро, совсем не скоро. Но однажды мы к этому придем. А я не знаю причин, не вижу пути. Так не бывает.
Бывает — у простых смертных. Не у таких, как дон Вонгола, который всегда знает все на два шага вперед и никогда ничего не упускает.
— Бывает, — невнятно сказал Рикардо сквозь подушку. — Еще увидишь.
Джотто внезапно повернулся к нему — спину обожгло взглядом.
— Ты не говоришь то, что думаешь, — сказал он.
Конечно, Рикардо не говорил.
Он уже видел Джотто таким — пять лет назад, когда только пришел в семью; мелкий обнаглевший оборванец, он собирался получить все до капли, а вышло так, что получили его. Потому что Небо, потому Джотто было тогда немногим больше двадцати, и он уже знал куда идет и что хочет получить. Потому что пять лет назад Рикардо увидел в нем знание и цель, а через полгода увидел их же в себе.
Даже хорошо, что он был тогда мальчишкой.
И хорошо, что он все еще мальчишка сейчас. Джотто не воспринимает его всерьез.
— Я говорю что думаю, — возразил Рикардо. Сбросил подушку, развернулся и тут же напоролся, как на острие ножа.
Джотто стоял у подоконника, опираясь о него ладонями. За его спиной сухо сверкали молнии, а на лбу разгоралось благословение Божие, отражаясь в глазах. По крайней мере, Джи говорил, что это оно. Благословение.
Джотто никогда не был с этим согласен.
Сейчас Рикардо казалось, что нет ничего невозможного для человека, который пришел на землю с такой силой. Он ладил с людьми как с оружием — брал в руки, гладил металл небрежно, уверенно устраивал палец на курок, и все, ничего больше не нужно, клиент готов, осталось только нажать. Рикардо не был исключением, с ним ладили так же, но у него, кажется, с самого первого дня было противоядие, которого не было у других.
Рикардо влип совсем на другое.
— Зачем ты поехал со мной? — спросил Джотто, налитый своим внутренним светом до самых краев.
— Ты позвал, — напомнил Рикардо. — Как я мог не поехать?
— Было что-то еще. Было.
— Не было ничего больше. Ты сказал Джи, что хочешь проверить меня в деле, и я поехал.
— Ты не дал мне свой пистолет сегодня утром.
— Я должен тебя защищать, не наоборот, помнишь?
Джотто замолчал.
Рикардо спустил ноги на холодный пол.
— Послушай, тебе нужно отдохнуть. Твои хранители что-нибудь со мной сделают, если ты не придешь в себя.
Джотто стоял не шевелясь. Стоило только Рикардо подняться с кровати и сделать первый шаг навстречу, как полыхнуло особенно ярко и всю комнату залило пламенем.
Оно дрожало в воздухе горячим маревом и все-таки не обжигало.
Рикардо послушно остановился.
Сила внутри отзывалась. Ей тоже хотелось — свободы. Ей тоже хотелось — в ладони, и чтобы никто и никогда не смог остановить.
— Нет, — тихо сказал Рикардо.
Джотто на его протесты, как и всегда, было плевать.
В маленькой гостинице у самой границы города Джотто смотрел в глаза Рикардо, протягивал руку, звал, и Рикардо точно знал, что не должен протягивать руку в ответ.
А потом Джотто просто упал и перестал дышать.
Утром все было уже в порядке.
Джотто был похож на человека, которому накануне достался бочонок с крепкой медовухой, а у самого Рикардо отчаянно ломило все тело. Непросто принимать на себя удар Неба, даже если оно не хочет тебя уничтожить.
Джотто не хотел уничтожать, конечно же не хотел, Джотто просто был немного зол и потерян, со всеми бывает, а Небо как никакое другое пламя умеет звать за собой других.
— Так иногда бывает, — сказал Джотто за завтраком, аккуратно откладывая вилку в сторону. — Ну, ты знаешь.
Рикардо знал.
Или ты пламя — или оно тебя. Держи эмоции под контролем, и твоя сила будет под ним же. Это было правило Джотто, он следовал ему свято, но все-таки иногда давай себе волю, как вчера. Когда думал, что рядом с ним никого нет, и он никому не причинит вреда.
Было немного больно думать, что Рикардо оказался для Джотто настолько разменной монеткой.
— Знаю, — кивнул Рикардо и с трудом заставил себя проглотить кусок рыбы, не особенно ощущая вкуса. — Ничего не случилось.
Джотто кивнул.
— Может быть ты все-таки скажешь, что мы такое ищем? Вернее, что ты ищешь. Я мог бы помочь, если это настолько важно.
— Не можешь, — покачал головой Джотто. — Я справлюсь сам.
И такое с ним тоже было.
Я справлюсь сам, пусть идет как идет. Нет, Джотто и в самом деле справлялся — как мог, как умел, с жертвами ли, без них, но справлялся ведь.
Джи говорил — это потому что он удачливый идиот.
В этом Рикардо был с ним согласен.
Джотто нравился Неаполь, но Неаполю не нравился Джотто.
Это Рикардо понял окончательно ближе к следующему вечеру.
— Послушай, давай сыграем, — пьяно сказал Джотто. В его пальцах вертелась монета. — Если выиграешь, я возьму тебя завтра с собой.
— Ты пьян, — сказал Рикардо спокойно. — Ложись спать.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Джотто, сунул монетку в карман и устало рухнул на кровать. Рикардо встал и закрыл за ним дверь. Лишние уши, даже в захудалой гостинице — лишние.
— Ложись спать, — повторил он.
Сегодня днем он нашел в сумке Джотто пару книг, которые туда наверняка сунул все тот же бессменный Джи, и к одной из них ему ужасно хотелось вернуться прямо сейчас, не дожидаясь, пока кое-кого срубит все-таки сон.
— Ты не понимаешь, — шепотом повторил Джотто, ложась на кровать. — Я это видел. Осень, Неаполь. Я видел. Он должен был быть здесь.
— Кто должен?
Джотто не ответил.
По комнате стелился отчетливый запах крепкого вина, и Рикардо он не нравился — люди с таким запахом не умеют себя контролировать.
— Я думал, я просто приеду сюда, заберу кольца, и все закончится.
— Ты несешь чушь, — вздохнул Рикардо.
— Я расскажу когда-нибудь, — убежденно пообещал Джотто. Речь его с каждым словом становилась все менее отчетливой.
— Обязательно расскажешь. Только сейчас, уж будь добр, ложись спать.
Когда тяжелое дыхание стало размеренным, тихим, Рикардо захлопнул книгу. Читать ему больше не хотелось. Пламя рвалось с поводка вместе со злостью, мешая сосредоточиться, а Джотто лежал на соседней койке, молчаливый и даже во сне — растерянный. Наконец-то не контролирующий абсолютно все.
И Рикардо ходил по комнате, Рикардо приложился к бутылке, которую Джотто принес с собой, Рикардо даже вытащил пистолет, да так и просидел с ним до самого рассвета у чужой кровати, охраняя сон.
В отличии от Джотто, он — неудачливый идиот. У него все равно бы ничего не вышло.
— Сыграем, — твердо приказал Джотто утром.
Монетки при нем в этот раз не было.
— Чего ты хочешь? — со вздохом спросил Рикардо, совершенно не успевший выспаться за те жалкие пару часов, которые прошли с рассвета.
— Выпал орел, — сказал Джотто и безжалостным жестом стащил с него плащ, которым Рикардо укрывался, забрал пистолет, поднял на ноги, отряхнул и глянул так, что немедленно стало стыдно за все свои мысли — уничижительные, грязные или снисходительные.
Это ведь все еще Джотто, он все еще здесь, он просто был расстроен, немного пьян, может быть, в отчаянии, но не перестал быть от этого собой, и Рикардо не стоило об этом забывать ни на минуту.
— Собирайся, — бросил Джотто, отворачиваясь. — Буду ждать тебя в общем зале.
Вышел за двери, оставив плащ валяться на полу.
В общий зал Рикардо через несколько минут практически влетел, едва успев прийти в себя после пробуждения.
Джотто сидел за одним из столов и пил морс.
— Молодец, — скупо похвалил он, когда Рикардо сел напротив и подвинул к нему кружку.
Все снова было на своих местах, как будто и не было страшного Неба, льющегося из глаз, как будто Джотто не лежал тогда на кровати как мертвец, и Рикардо не сидел рядом, и как будто не тряслись руки — а ведь тряслись же. Он мог найти в кровати труп на следующее утро. Красивый, бледный труп, с золотистыми ресницами и тонким волосом. Труп, который раньше был главой Вонголы и ее сутью.
Джотто никогда не вваливался в их комнату пьяным. Никогда не пытался вскрыть его изнутри, как бочку с соленьями, и никогда не пытался посмотреть что внутри.
Нет двух последних ночей, и никогда не было.
С Джотто снова все в порядке.
А Рикардо не справился, так ведь?
— Справился, — сказал Джотто.
И Рикардо подавился морсом.
Рыжеволосая женщина из борделя смотрела на Джотто все теми же голодными глазами, но теперь в них было куда больше злости.
— Тебе не стоило пытаться водить меня за нос, — улыбнулся Джотто. Пистолет в его руке не дрожал, и Рикардо было немного странно.
Пистолет, к слову, принадлежал ему, и ему все же пришлось его отдать.
— Он будет нужен, — сказал Джотто коротко, перед тем как они вошли, и Рикардо не мог ему возражать. Сейчас было не время, не место, ему отчетливо дали это понять еще утром. Игры закончились, теперь все начнется по-настоящему, Джотто больше не намерен был упускать свое.
Теперь же дуло пистолета смотрела безымянной проститутке строго между глаз.
— Я не водила, — сказала она дрожащим голосом и попыталась улыбнуться. Получилось не очень, не купился даже Рикардо, не говоря уже о Джотто.
— О, я знаю, что ты не. Но вот твой наниматель — определенно да. И мне не нравится ждать.
— Я никак не могу ускорить процесс.
— Зато я могу, — коротко сказал Джотто и выстрелил. У Рикардо едва не заложило уши от ее крика.
— Пожалуйста, сделай громкость немного меньше, я целился не в тебя, — заметил Джотто почти мягко. Одна из девочек-служанок лежала на полу, из ее затылка вытекала кровь, а рядом с ладонью валялся нож.
— Я ничего не знаю.
— Следующая пуля будет в лоб, — предупредил Джотто, и в его ладони с готовностью вспыхнуло Небо.
Рикардо почувствовал то, что произойдет, кажется, за доли мгновения.
Пуля и в самом деле вошла женщине точно между глаз.
Только вот крови не было.
— Что это? — спросил Рикардо. Из дырки во лбу медленно выкатилась одинокая крохотная шестеренка.
— Скажи мне, ты ведь знаешь, что я могу чувствовать, когда люди мне лгут? — спросил Джотто задумчиво и опустил пистолет.
— Знаю.
— И я действительно могу. Правда или ложь — я всегда умел их распознавать, но что бы мне ни говорила эта женщина, я не мог ее прочитать. Потратил шесть дней, чтобы на нее выйти, а когда вышел, понял, что я ее не чувствую. Это было для меня серьезным потрясением, ты знаешь?
— Я заметил, — кивнул Рикардо.
— Я перебрал все логичные варианты, даже пытался усилить интуицию, но никак не мог подобрать верный ключ. А вот сегодня подумал, а что если все дело в том, что я ошибся с замком?
Джотто присел на корточки рядом с женщиной — или правильнее было бы назвать ее куклой? Взял нож, который был в руке у служанке, поднес острие к виску. Надавил. И медленно повел его вниз, к челюсти. Дерево хрустело под напором.
— Что ты делаешь? — спросил Рикардо.
— Человек, который это создал, определенно меня слышал. Она осмысленно отвечала на вопросы, не тратила много времени на раздумья, ею наверняка управляли, Рикардо. И мне нужно, чтобы до управляющего наконец дошло, что я не намерен шутить.
Джотто отложил нож, когда дошел до второго виска. Поддел ногтем подбородок, и лицо треснуло на уровне глаз.
Что было под ним, Рикардо не понял. Но Джотто смотрел удовлетворенно. Пламя в его руке вспыхнуло вновь.
— А теперь тебе, кто бы ты ни был, придется послушать меня, — сказал он и поднял руку с пламенем. — Я видел будущее и видел тебя в нем. Видел как ты отдаешь мне кольца и как моя семья наконец получает силу себя защитить. Ты наверняка его видел тоже. И если прямо сейчас ты решил сменить свои планы, это дурная идея.
— Здесь никого нет, — осторожно заметил Рикардо.
— Помолчи, — бросил Джотто, и пламя в его ладони загорелось сильнее. — Я — Небо. Эти кольца принадлежат мне и моим хранителям по праву силы, или крови или чего-нибудь еще. И знаете что, я готов сыграть в игру. У меня в кармане лежит монета. Пусть все будет так, как она скажет, ладно? Если выпадет решка, я сожгу этот город дотла, но получу то, зачем сюда пришел.
— Незачем заходить так далеко, молодой Вонгола, — неожиданно отозвалась кукла.
Если бы у Рикардо было немного меньше силы, следующие мгновения могли бы стать последним, что он видел в своей жизни. Как будто на воздух неожиданно рухнула монолитная погребальная плита, тяжелая, как трехметровый слой земли между небом и гробом.
И потом Рикардо его увидел — человека в смешном плаще в частую клетку.
Джотто поднялся на ноги, будто его плита не коснулась.
— Я боялся, что вы все-таки не придете, — улыбнулся он.
— Я должен убедиться, что вы тот, кто нам нужен, молодой Вонгола.
Лицо человека в плаще заслоняла маска, и голос доносился из-под нее немного глухо.
— Убедились?
— Пожалуй, да. Вы тот, кто нам нужен.
Человек в плаще шагнул в сторону, заслоняя Джотто, и тут же исчез. Рикардо едва успел заметить, как Джотто прячет под плащом что-то продолговатое и плоское.
— Убедитесь, что все они попадут в надежные руки, — скачал человек в плаще.
Джотто ответил ему долгим взглядом и медленно кивнул.
Потом все исчезло, а Рикардо остался один на один с чувством, как будто только что на его глазах произошло что-то, этому миру не принадлежащее, а он даже не понял, что именно.
Впрочем, Джотто ему улыбался. Улыбался, как совершенно счастливый мальчишка, крепко сжимая нож.
— Ты только что получил что хотел? — спросил Рикардо.
Джотто даже не смог ответить, он просто молча кивнул, а потом подошел и обнял так крепко, что Рикардо почувствовал, как хрустят его ребра.
— Это было очень важно, да? — спросил он тихо, чувствуя, как быстро бьется сердце напротив.
— Было, — тихо ответил Джотто. — И за эти десять дней я потом попрошу у тебя прощения.
Рикардо ткнулся лбом ему в плечо.
— Я никогда не смогу стать таким, как ты.
— Это нормально. Ты же не я, — Джотто мягко погладил его по спине.
Рикардо молча отодвинулся, ощущая, как тяжелая плита наконец сдвигается и сила человека в плаще медленно утекает, как вода.
— Скажи, ты смог бы сжечь Неаполь, чтобы добиться своей цели? — спросил Рикардо, когда небо Неаполя уже осталось за спиной.
— Смог бы, — ответил Джотто. Монетка вертелась в его ладони, юркая и быстрая. — Весь вопрос в том — орел, или решка?
Рикардо промолчал, запоминая.
— Тогда можно еще вопрос?
— Задавай.
— Ты взял меня с собой, потому что побоялся за жизни своих хранителей?
Джотто почему-то вздохнул.
— Я взял тебя с собой, потому что твое пламя может выдержать мое, Рикардо. Только и всего.
Двусторонний портрет на монетке ярко блеснул на солнце.
К "Рабочим моментам" у меня стойкая неприязнь, так что их ссылкой, а вот мини про первых унесу к себе, пусть лежит.
Название: Сыграем?
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Герои (Пейринг): Рикардо, Джотто, Кавахира - эпизодически
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Жанр: экшн, возможно частичное АУ
Размер: 3651 слово
Саммари: Джотто получил кольца Вонголы не так легко, как казалось
Дисклаймер: манга и аниме Katekyo Hitman Reborn! принадлежат Амано Акире и студии Artland
Примечания: фик написан на конкурс Reborn Nostra: Танец Пламени на дайри, тема «Недетские игры»
читать дальше— Сыграем? — предложил Джотто в Неаполе. В его пальцах вертелась монетка. — Если решка, в этот раз я сам возьму пистолет в руки.
Это был первый Неаполь Рикардо, первый раз, когда Джотто позволил ему идти следом, и даже первое со вторым вместе взятое не заставило бы Риккардо расстаться с оружием.
— Я не отдам тебе свой пистолет.
Джотто пожал плечами и сунул монетку назад в карман. Дернул жилетку, повернулся к солнцу лицом.
— Значит, в другой раз, — сказал он, прикрыв глаза.
— Я не отдам тебе свой пистолет никогда, — уточнил Рикардо и отвел глаза. Смотреть на Джотто было неудобно.
— Значит, в следующий раз я возьму другого телохранителя.
Неаполь — особенно первый, — это всегда город-потрясение, город в котором море грязи и сотни церквей. Здесь было больше людей в сутанах, чем в Париже, и меньше, чем в Риме, но по количеству шлюх Неаполь бил и того, и другого.
Джотто его обожал.
Рикардо Неаполь не нравился совершенно.
— Отличные бордели, отличная выпивка, я хочу его погонять, — перечислял Джотто перед отъездом, кидая в сумку вещи, — плюс у меня там дела.
Его нимало не смущало присутствие Рикардо в комнате, который совершенно не хотел, чтобы его гоняли, его не смущало лицо Джи — и, строго говоря, лицо можно было бы кривить поменьше — Джотто просто приглянулась погода, а за окном медленно занимался грозовой рассвет.
— Там дождь, — напомнил Рикардо. — Ты уверен что хочешь выехать сейчас?
О, Джотто был уверен.
— Зато не уверен я. Сотни миль, и ты хочешь взять с собой только этого мальца?
Джотто определенно хотел.
— Мы можем хотя бы отложить твой отъезд?
В окно ударил очередной порыв ветра, а на стыке земли и неба наконец грохнуло беззвучно кровавым красным.
Джотто молча накинул на себя плащ.
— Ты бросаешь нас, — сказал Джи со вздохом, — бросаешь обязанности, оружие, деньги и дом, но Рикардо берешь с собой. Это необдуманное решение.
— Я еду развлекаться, — подмигнул Джотто, — плюс дело, помнишь?
Он был явно уже где-то в дороге. Совершенно нездешний дон Вонгола натягивал свои любимые перчатки, закидывал на плечо сумку, хватал Риккардо под руку и тащил его к дверям, все это умудряясь делать одновременно.
Шальной, бесстыжий, неподобающе нетрезвый дон Вонгола с крепкой хваткой.
— Алауди меня убьет, имей в виду.
— Встретимся через пару месяцев, ему передавай привет, — ответил Джотто и вывалился прямиком в грозу. Рикардо вывалился вместе с ним — и тут же промок до нитки.
— Надеюсь все с тобой будет в порядке, чертов ты лис, — сказал Джи тихо, отворачиваясь и прикрывая дверь.
Рикардо на это надеялся тоже.
— Почему именно здесь, все-таки? Можно было бы остановиться в местечке поприличнее, — недовольно сказал он, бросая сумку на узкую жесткую кровать.
— Инкогнито, — ответил Джотто безмятежно. — Не могу же я отвести тебя прямиком к девочкам — это было бы слишком неприлично, а ничего другого я здесь не знаю, увы.
— Считаешь меня достаточно взрослым, чтобы стрелять из пистолета, но недостаточно взрослым для сисек?
— Для начала начни называть грудь — грудью, — заметил Джотто. — Тогда я решу, что ты достаточно взрослый, чтобы познакомиться с одной из ее владелиц чуть более тесно.
Рикардо засопел.
Они остановились в мелкой гостинице у самой черты города.
Узкий зал для посетителей с дешевой рыбой и трехдневным мясом на ужин, крохотная комната с двумя койками, и в койках много живого помимо будущих постояльцев. Владелец, ощупывающий глазами посетителей взглядом опытного мясника. Не самое лучшее сочетание для безопасного «инкогнито».
Не странно, что Рикардо не нравилось дурное местечко.
А вот Джотто, кажется, очень. Джотто вообще в этом городе все и всегда нравилось.
Впрочем, сам он как раз собирался пойти по владелицам «грудей» и явно не планировал брать своего охранника с собой.
Рикардо укладывался на кровати и думал о том, что Джотто все-таки сволочь, Джотто молча рылся по своим карманам, а потом впервые задал вопрос, подкидывая на ладони только что найденную мелкую монетку:
— Сыграем?
— Во что? — недовольно спросил Рикардо.
— Орел или решка.
— Нет.
— Джи уже настучал?
— У тебя глаза азартные. В последний раз когда я видел такой взгляд, твой Спейд предложил мне покер и обобрал меня до нитки.
— Он обожает карты, — заметил Джотто. Монетка крутилась в его пальцах, мелкая и блестящая. — Ты мог хотя бы подумать о разнице в возрасте или опыте.
— Ну вот сейчас и подумал.
— Тогда ты явно плохо подумал.
Рикардо молча отвернулся. Крыть было нечем.
— Монетку мы все равно подбрасывать не будем.
— Ладно, — кивнул Джотто. — Я сыграю один. Если выпадет решка, я останусь сегодня здесь, под твоей надежной охраной, до самого утра, дела подождут до завтра. Если орел, тогда мои девочки слишком за мной соскучились, чтобы ждать еще сутки.
— Я пойду с тобой, — спокойно сказал Рикардо.
— Разумеется нет, — фыркнул Джотто и подбросил монетку в воздух. Та подлетела к самому потолку, блеснула рыжим, отражая огонь свечи и приземлилась точно на ладонь.
— Орел.
— Вроде того, — пожал плечами Джотто и сунул монету назад в карман. — К рассвету меня не жди.
— Не буду, — ответил Рикардо, скидывая сумку на пол.
Злость поднялась уже после того, как хлопнула входная дверь — дикая и бесконтрольная, как и всегда. Поднялась вместе с желанием прострелить затылок только что ушедшего Джотто и ускоряющимся током пламени в жилах.
Джотто говорил — нужно держать себя в руках.
Джотто говорил, что либо ты контролируешь пламя, либо оно тебя.
Джотто говорил, что Рикардо в ярости опасен для самого себя.
Рикардо ему почему-то верил.
Поэтому медленно выдохнул, досчитал до десяти и закрыл глаза, чтобы не слышать, не видеть, и лучше бы сразу не думать, но это у него получилось бы вряд ли.
Это был первый Неаполь Рикардо.
Джотто до сих пор ни разу не доверял ему свою охрану — всегда был Джи, или Алауди, или Спейд, хотя по мнению Рикардо это от Спейда нужно было защищать, не наоборот, но к его мнению прислушивались редко.
— Глупости, — отмахивался Джотто. А у Рикардо было чувство, что все это он знает и сам, но почему-то бездействует. Разбираться в причинах и следствиях поступках Джотто — безнадежное дело, он всегда знает больше, видит глубже, а если нет ни того, ни другого, то вид он точно сделать всегда сумеет.
Рикардо в его действиях предпочитал разбираться постфактум. Сперва дело нужно сделать, потом можно подумать о том, что из этого дела вышло.
Здесь, в Неаполе, для Джотто что-то было. Он что-то искал здесь, рыскал, как гончая, по церквям, борделям и поместьям, везде желанный гость, улыбка дона Вонгола — пропуск, открывающий любые двери, мы рады вас видеть, пожалуйста проходите, мы расстелимся ковром у ваших ног, только чтобы вы запомнили наше гостеприимство получше.
Рикардо от всего этого тошнило.
В улыбке Джотто с каждый проведенным здесь днем появлялось что-то все более хищное.
Он сорвался, кажется, неделю спустя.
Очередной бордель, рыжеволосая синьорина с яркой помадой и голодными глазами, Джотто шепнул ей что-то, как обычно тихо и жарко, а затем вылетел из комнаты, едва не забыв прихватить любимую жилетку.
— Что-то случилось? — уточнил Рикардо на улице. На него, помимо обязанностей охранника, через неделю возложили еще и сумки.
— Сыграем? — предложил Джотто вместо ответа. В его пальцах вертелась та самая монетка. — Если решка, в этот раз я сам возьму пистолет в руки.
Да, эту монетку Рикардо видел не впервые.
Ему ужасно хотелось спросить, зачем нужен пистолет и на кого они начинают охоту, почему именно чертов Неаполь с его высоким небом и почему Джотто здесь один, почему здесь нет никого кроме, почему не хранители, в конце-то концов? Почему именно Рикардо?
— Я не отдам тебе свой пистолет, — сказал он вместо этого и отвел взгляд.
На Джотто, у которого что-то переворачивалось внутри, и впрямь было неловко смотреть.
Он не сумел спросить днем, но зато смог все-таки открыть рот вечером, когда они снова добрались до гостиницы, койки в которой кишели клопами, а хозяин явственно примерялся к содержимому их кошелей.
— Кого мы ищем здесь? — спросил он тихо.
Джотто подбрасывал монету, и клопы его, кажется, совершенно не беспокоили.
— Почему ты взял именно меня? — попробовал Рикардо с другой стороны.
Ответом ему была тишина.
— Хотя бы скажи, почему именно Неаполь.
Джотто усмехнулся и повернулся лицом к стене.
— Это город, в котором самое высокое небо и лучшие женщины, Рикардо. Смотри, пока можешь.
— Здесь не на что смотреть.
— Вонгола едина перед лицом врага, — сказал Джотто ночью.
— Рехнулся? — уточнил Рикардо. — Три часа до рассвета, какая к черту Вонгола?
— Ты просто не понимаешь, — Джотто покачал головой и шагнул к окну. Там снова начиналась гроза, пока еще далекая, но уже густая, свежая, вода шла к Неаполю сплошной пеленой и Джотто был явно этому рад. — Вонгола едина перед врагом, я знаю, я видел, она должна быть едина. А эта девица говорит мне, что я должен подождать.
Мне плевать на Вонголу, хотел сказать Рикардо, мне не плевать на тебя.
Но все-таки не сказал.
— Ты что-нибудь придумаешь, — бросил он, зевнул и сунул голову под подушку.
— Это будет не скоро, совсем не скоро. Но однажды мы к этому придем. А я не знаю причин, не вижу пути. Так не бывает.
Бывает — у простых смертных. Не у таких, как дон Вонгола, который всегда знает все на два шага вперед и никогда ничего не упускает.
— Бывает, — невнятно сказал Рикардо сквозь подушку. — Еще увидишь.
Джотто внезапно повернулся к нему — спину обожгло взглядом.
— Ты не говоришь то, что думаешь, — сказал он.
Конечно, Рикардо не говорил.
Он уже видел Джотто таким — пять лет назад, когда только пришел в семью; мелкий обнаглевший оборванец, он собирался получить все до капли, а вышло так, что получили его. Потому что Небо, потому Джотто было тогда немногим больше двадцати, и он уже знал куда идет и что хочет получить. Потому что пять лет назад Рикардо увидел в нем знание и цель, а через полгода увидел их же в себе.
Даже хорошо, что он был тогда мальчишкой.
И хорошо, что он все еще мальчишка сейчас. Джотто не воспринимает его всерьез.
— Я говорю что думаю, — возразил Рикардо. Сбросил подушку, развернулся и тут же напоролся, как на острие ножа.
Джотто стоял у подоконника, опираясь о него ладонями. За его спиной сухо сверкали молнии, а на лбу разгоралось благословение Божие, отражаясь в глазах. По крайней мере, Джи говорил, что это оно. Благословение.
Джотто никогда не был с этим согласен.
Сейчас Рикардо казалось, что нет ничего невозможного для человека, который пришел на землю с такой силой. Он ладил с людьми как с оружием — брал в руки, гладил металл небрежно, уверенно устраивал палец на курок, и все, ничего больше не нужно, клиент готов, осталось только нажать. Рикардо не был исключением, с ним ладили так же, но у него, кажется, с самого первого дня было противоядие, которого не было у других.
Рикардо влип совсем на другое.
— Зачем ты поехал со мной? — спросил Джотто, налитый своим внутренним светом до самых краев.
— Ты позвал, — напомнил Рикардо. — Как я мог не поехать?
— Было что-то еще. Было.
— Не было ничего больше. Ты сказал Джи, что хочешь проверить меня в деле, и я поехал.
— Ты не дал мне свой пистолет сегодня утром.
— Я должен тебя защищать, не наоборот, помнишь?
Джотто замолчал.
Рикардо спустил ноги на холодный пол.
— Послушай, тебе нужно отдохнуть. Твои хранители что-нибудь со мной сделают, если ты не придешь в себя.
Джотто стоял не шевелясь. Стоило только Рикардо подняться с кровати и сделать первый шаг навстречу, как полыхнуло особенно ярко и всю комнату залило пламенем.
Оно дрожало в воздухе горячим маревом и все-таки не обжигало.
Рикардо послушно остановился.
Сила внутри отзывалась. Ей тоже хотелось — свободы. Ей тоже хотелось — в ладони, и чтобы никто и никогда не смог остановить.
— Нет, — тихо сказал Рикардо.
Джотто на его протесты, как и всегда, было плевать.
В маленькой гостинице у самой границы города Джотто смотрел в глаза Рикардо, протягивал руку, звал, и Рикардо точно знал, что не должен протягивать руку в ответ.
А потом Джотто просто упал и перестал дышать.
Утром все было уже в порядке.
Джотто был похож на человека, которому накануне достался бочонок с крепкой медовухой, а у самого Рикардо отчаянно ломило все тело. Непросто принимать на себя удар Неба, даже если оно не хочет тебя уничтожить.
Джотто не хотел уничтожать, конечно же не хотел, Джотто просто был немного зол и потерян, со всеми бывает, а Небо как никакое другое пламя умеет звать за собой других.
— Так иногда бывает, — сказал Джотто за завтраком, аккуратно откладывая вилку в сторону. — Ну, ты знаешь.
Рикардо знал.
Или ты пламя — или оно тебя. Держи эмоции под контролем, и твоя сила будет под ним же. Это было правило Джотто, он следовал ему свято, но все-таки иногда давай себе волю, как вчера. Когда думал, что рядом с ним никого нет, и он никому не причинит вреда.
Было немного больно думать, что Рикардо оказался для Джотто настолько разменной монеткой.
— Знаю, — кивнул Рикардо и с трудом заставил себя проглотить кусок рыбы, не особенно ощущая вкуса. — Ничего не случилось.
Джотто кивнул.
— Может быть ты все-таки скажешь, что мы такое ищем? Вернее, что ты ищешь. Я мог бы помочь, если это настолько важно.
— Не можешь, — покачал головой Джотто. — Я справлюсь сам.
И такое с ним тоже было.
Я справлюсь сам, пусть идет как идет. Нет, Джотто и в самом деле справлялся — как мог, как умел, с жертвами ли, без них, но справлялся ведь.
Джи говорил — это потому что он удачливый идиот.
В этом Рикардо был с ним согласен.
Джотто нравился Неаполь, но Неаполю не нравился Джотто.
Это Рикардо понял окончательно ближе к следующему вечеру.
— Послушай, давай сыграем, — пьяно сказал Джотто. В его пальцах вертелась монета. — Если выиграешь, я возьму тебя завтра с собой.
— Ты пьян, — сказал Рикардо спокойно. — Ложись спать.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Джотто, сунул монетку в карман и устало рухнул на кровать. Рикардо встал и закрыл за ним дверь. Лишние уши, даже в захудалой гостинице — лишние.
— Ложись спать, — повторил он.
Сегодня днем он нашел в сумке Джотто пару книг, которые туда наверняка сунул все тот же бессменный Джи, и к одной из них ему ужасно хотелось вернуться прямо сейчас, не дожидаясь, пока кое-кого срубит все-таки сон.
— Ты не понимаешь, — шепотом повторил Джотто, ложась на кровать. — Я это видел. Осень, Неаполь. Я видел. Он должен был быть здесь.
— Кто должен?
Джотто не ответил.
По комнате стелился отчетливый запах крепкого вина, и Рикардо он не нравился — люди с таким запахом не умеют себя контролировать.
— Я думал, я просто приеду сюда, заберу кольца, и все закончится.
— Ты несешь чушь, — вздохнул Рикардо.
— Я расскажу когда-нибудь, — убежденно пообещал Джотто. Речь его с каждым словом становилась все менее отчетливой.
— Обязательно расскажешь. Только сейчас, уж будь добр, ложись спать.
Когда тяжелое дыхание стало размеренным, тихим, Рикардо захлопнул книгу. Читать ему больше не хотелось. Пламя рвалось с поводка вместе со злостью, мешая сосредоточиться, а Джотто лежал на соседней койке, молчаливый и даже во сне — растерянный. Наконец-то не контролирующий абсолютно все.
И Рикардо ходил по комнате, Рикардо приложился к бутылке, которую Джотто принес с собой, Рикардо даже вытащил пистолет, да так и просидел с ним до самого рассвета у чужой кровати, охраняя сон.
В отличии от Джотто, он — неудачливый идиот. У него все равно бы ничего не вышло.
— Сыграем, — твердо приказал Джотто утром.
Монетки при нем в этот раз не было.
— Чего ты хочешь? — со вздохом спросил Рикардо, совершенно не успевший выспаться за те жалкие пару часов, которые прошли с рассвета.
— Выпал орел, — сказал Джотто и безжалостным жестом стащил с него плащ, которым Рикардо укрывался, забрал пистолет, поднял на ноги, отряхнул и глянул так, что немедленно стало стыдно за все свои мысли — уничижительные, грязные или снисходительные.
Это ведь все еще Джотто, он все еще здесь, он просто был расстроен, немного пьян, может быть, в отчаянии, но не перестал быть от этого собой, и Рикардо не стоило об этом забывать ни на минуту.
— Собирайся, — бросил Джотто, отворачиваясь. — Буду ждать тебя в общем зале.
Вышел за двери, оставив плащ валяться на полу.
В общий зал Рикардо через несколько минут практически влетел, едва успев прийти в себя после пробуждения.
Джотто сидел за одним из столов и пил морс.
— Молодец, — скупо похвалил он, когда Рикардо сел напротив и подвинул к нему кружку.
Все снова было на своих местах, как будто и не было страшного Неба, льющегося из глаз, как будто Джотто не лежал тогда на кровати как мертвец, и Рикардо не сидел рядом, и как будто не тряслись руки — а ведь тряслись же. Он мог найти в кровати труп на следующее утро. Красивый, бледный труп, с золотистыми ресницами и тонким волосом. Труп, который раньше был главой Вонголы и ее сутью.
Джотто никогда не вваливался в их комнату пьяным. Никогда не пытался вскрыть его изнутри, как бочку с соленьями, и никогда не пытался посмотреть что внутри.
Нет двух последних ночей, и никогда не было.
С Джотто снова все в порядке.
А Рикардо не справился, так ведь?
— Справился, — сказал Джотто.
И Рикардо подавился морсом.
Рыжеволосая женщина из борделя смотрела на Джотто все теми же голодными глазами, но теперь в них было куда больше злости.
— Тебе не стоило пытаться водить меня за нос, — улыбнулся Джотто. Пистолет в его руке не дрожал, и Рикардо было немного странно.
Пистолет, к слову, принадлежал ему, и ему все же пришлось его отдать.
— Он будет нужен, — сказал Джотто коротко, перед тем как они вошли, и Рикардо не мог ему возражать. Сейчас было не время, не место, ему отчетливо дали это понять еще утром. Игры закончились, теперь все начнется по-настоящему, Джотто больше не намерен был упускать свое.
Теперь же дуло пистолета смотрела безымянной проститутке строго между глаз.
— Я не водила, — сказала она дрожащим голосом и попыталась улыбнуться. Получилось не очень, не купился даже Рикардо, не говоря уже о Джотто.
— О, я знаю, что ты не. Но вот твой наниматель — определенно да. И мне не нравится ждать.
— Я никак не могу ускорить процесс.
— Зато я могу, — коротко сказал Джотто и выстрелил. У Рикардо едва не заложило уши от ее крика.
— Пожалуйста, сделай громкость немного меньше, я целился не в тебя, — заметил Джотто почти мягко. Одна из девочек-служанок лежала на полу, из ее затылка вытекала кровь, а рядом с ладонью валялся нож.
— Я ничего не знаю.
— Следующая пуля будет в лоб, — предупредил Джотто, и в его ладони с готовностью вспыхнуло Небо.
Рикардо почувствовал то, что произойдет, кажется, за доли мгновения.
Пуля и в самом деле вошла женщине точно между глаз.
Только вот крови не было.
— Что это? — спросил Рикардо. Из дырки во лбу медленно выкатилась одинокая крохотная шестеренка.
— Скажи мне, ты ведь знаешь, что я могу чувствовать, когда люди мне лгут? — спросил Джотто задумчиво и опустил пистолет.
— Знаю.
— И я действительно могу. Правда или ложь — я всегда умел их распознавать, но что бы мне ни говорила эта женщина, я не мог ее прочитать. Потратил шесть дней, чтобы на нее выйти, а когда вышел, понял, что я ее не чувствую. Это было для меня серьезным потрясением, ты знаешь?
— Я заметил, — кивнул Рикардо.
— Я перебрал все логичные варианты, даже пытался усилить интуицию, но никак не мог подобрать верный ключ. А вот сегодня подумал, а что если все дело в том, что я ошибся с замком?
Джотто присел на корточки рядом с женщиной — или правильнее было бы назвать ее куклой? Взял нож, который был в руке у служанке, поднес острие к виску. Надавил. И медленно повел его вниз, к челюсти. Дерево хрустело под напором.
— Что ты делаешь? — спросил Рикардо.
— Человек, который это создал, определенно меня слышал. Она осмысленно отвечала на вопросы, не тратила много времени на раздумья, ею наверняка управляли, Рикардо. И мне нужно, чтобы до управляющего наконец дошло, что я не намерен шутить.
Джотто отложил нож, когда дошел до второго виска. Поддел ногтем подбородок, и лицо треснуло на уровне глаз.
Что было под ним, Рикардо не понял. Но Джотто смотрел удовлетворенно. Пламя в его руке вспыхнуло вновь.
— А теперь тебе, кто бы ты ни был, придется послушать меня, — сказал он и поднял руку с пламенем. — Я видел будущее и видел тебя в нем. Видел как ты отдаешь мне кольца и как моя семья наконец получает силу себя защитить. Ты наверняка его видел тоже. И если прямо сейчас ты решил сменить свои планы, это дурная идея.
— Здесь никого нет, — осторожно заметил Рикардо.
— Помолчи, — бросил Джотто, и пламя в его ладони загорелось сильнее. — Я — Небо. Эти кольца принадлежат мне и моим хранителям по праву силы, или крови или чего-нибудь еще. И знаете что, я готов сыграть в игру. У меня в кармане лежит монета. Пусть все будет так, как она скажет, ладно? Если выпадет решка, я сожгу этот город дотла, но получу то, зачем сюда пришел.
— Незачем заходить так далеко, молодой Вонгола, — неожиданно отозвалась кукла.
Если бы у Рикардо было немного меньше силы, следующие мгновения могли бы стать последним, что он видел в своей жизни. Как будто на воздух неожиданно рухнула монолитная погребальная плита, тяжелая, как трехметровый слой земли между небом и гробом.
И потом Рикардо его увидел — человека в смешном плаще в частую клетку.
Джотто поднялся на ноги, будто его плита не коснулась.
— Я боялся, что вы все-таки не придете, — улыбнулся он.
— Я должен убедиться, что вы тот, кто нам нужен, молодой Вонгола.
Лицо человека в плаще заслоняла маска, и голос доносился из-под нее немного глухо.
— Убедились?
— Пожалуй, да. Вы тот, кто нам нужен.
Человек в плаще шагнул в сторону, заслоняя Джотто, и тут же исчез. Рикардо едва успел заметить, как Джотто прячет под плащом что-то продолговатое и плоское.
— Убедитесь, что все они попадут в надежные руки, — скачал человек в плаще.
Джотто ответил ему долгим взглядом и медленно кивнул.
Потом все исчезло, а Рикардо остался один на один с чувством, как будто только что на его глазах произошло что-то, этому миру не принадлежащее, а он даже не понял, что именно.
Впрочем, Джотто ему улыбался. Улыбался, как совершенно счастливый мальчишка, крепко сжимая нож.
— Ты только что получил что хотел? — спросил Рикардо.
Джотто даже не смог ответить, он просто молча кивнул, а потом подошел и обнял так крепко, что Рикардо почувствовал, как хрустят его ребра.
— Это было очень важно, да? — спросил он тихо, чувствуя, как быстро бьется сердце напротив.
— Было, — тихо ответил Джотто. — И за эти десять дней я потом попрошу у тебя прощения.
Рикардо ткнулся лбом ему в плечо.
— Я никогда не смогу стать таким, как ты.
— Это нормально. Ты же не я, — Джотто мягко погладил его по спине.
Рикардо молча отодвинулся, ощущая, как тяжелая плита наконец сдвигается и сила человека в плаще медленно утекает, как вода.
— Скажи, ты смог бы сжечь Неаполь, чтобы добиться своей цели? — спросил Рикардо, когда небо Неаполя уже осталось за спиной.
— Смог бы, — ответил Джотто. Монетка вертелась в его ладони, юркая и быстрая. — Весь вопрос в том — орел, или решка?
Рикардо промолчал, запоминая.
— Тогда можно еще вопрос?
— Задавай.
— Ты взял меня с собой, потому что побоялся за жизни своих хранителей?
Джотто почему-то вздохнул.
— Я взял тебя с собой, потому что твое пламя может выдержать мое, Рикардо. Только и всего.
Двусторонний портрет на монетке ярко блеснул на солнце.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Безмятежная Тяпка
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (4)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
вторник, 30 апреля 2013
Безмятежная Тяпка
Занзасу около 14, Реборн во взрослой форме, АУ и все такое.
346 слов— Какой-то ты потасканный, – сказал Реборн.
И Занзасу немедленно захотелось достать парабеллум и разрядить обойму в живую мишень напротив.
— Болото было глубокое, – ответил он вместо этого, стряхивая подсохшую грязь с ладони. – Труп весил не меньше тонны.
— Слабак.
— Тебя я тоже однажды оставлю там отдохнуть, – пообещал Занзас.
Реборн приподнял бровь, отсалютовал бокалом с чем-то ярко-красным и мягко провёл пальцем по ободку.
— Может быть, в следующей жизни я и позволю тебе это сделать.
…признаться, желание сменить статичные фигуры в тире на что-нибудь более подвижное у Занзаса появлялось весь последний месяц с завидной регулярностью.
С тех пор, как старик привёл в дом занятного ублюдка с острым взглядом и привычкой стрелять на поражение без предупреждения, Занзас вообще со своим пистолетом не расставался. С желанием, кажется, тоже.
— Хвост енота? – сказал ублюдок при первой встрече – тогда Занзас ещё не знал, что его зовут Реборн. – Тимотео-сан, я думал, ваш сын будет немного менее вульгарен.
— Это стиль, – ответил Занзас максимально сдержанно – старик ведь просил – и об этой сдержанности пожалел тут же.
Позже Реборн прошёлся по перьям в причёске, по привычке носить пиджак, просто накинув его на плечи, по серым манжетам на рубашках, по бровям, потом добрался до меткости – и за последнее, если бы всего предыдущего не хватило с головой, Занзас бы его точно пристрелил. Но, как оказалось, Реборн был не только ублюдком, но и лучшим киллером Вонголы.
И с пристрелить ничего не вышло.
Занзас пробовал.
Сегодняшний день не отличался от предыдущих тридцати ничем.
Ну кроме того, что Занзасу пришлось двадцать километров тащить на себе посторонний труп ради сраной тренировки, а потом топить его в болоте – к слову, труп не хотел топиться.
Отвратительный, в общем, день, и не менее отвратительный вечер.
И рожа у Реборна отвратительная.
Наглая, бесстыжая, самодовольная рожа.
А у Занзаса руки в грязи, и сам он чумазый, как сам чёрт, и манжеты у него никогда не бывали настолько чистыми.
— Я в ванну, – сказал он, отворачиваясь.
— Надеюсь, в этот раз ты справишься быстрее, – бросил Реборн ему в спину. Занзас вспомнил про парабеллум ещё раз – кажется, в тысячный раз за последний месяц, но снова сдержался.
И не то чтобы дело было только в его старике.
Не совсем белая смородина, на ключ "стратегия".
Тсуна хочет в отпуск, Сквало хочет в отпуск, Занзас их в совместном отпуске не хочет. Стратегия в определенном смысле тоже имеется
650 слов— Обмен? – предложил Тсуна.
— Пошел на хуй, – любезно ответил Занзас, и стало ясно, что ловить Тсуне здесь нечего.
С тех пор как Занзас побыл главой Вонголы пару лет назад – всего неделю – брать ее повторно он почему-то отказывался.
— Слушай, тебе жалко, что ли, – вздохнул Тсуна. – Ямамото отлично справится с обязанностями правой руки, он способный. У меня же справляется.
— Пусть и дальше возится с твоими ебанатами и держится подальше от моих, – посоветовал Занзас.
Тянуло спиртным – наверняка в столе ждала своего часа уже початая бутылка; железом и немного порохом – это уже Тсуна виноват, нужно было принять душ перед высоким визитом; мясом и поджаренными помидорами – и вот за это Занзасу хотелось сделать что-нибудь нехорошее.
Тсуна к нему прилетел как был – в грязи, в пятнах крови, голодный и уставший, а всё потому, что Сквало намекнул, что босс сегодня в настроении, и день у него был отличный, и поднимай свою задницу, Савада, я хочу отдохнуть, не проеби мой шанс.
Тсуна его «намеки» выслушал скептически – он как раз на пальцах разъяснял семье Бартоло все положительные моменты сотрудничества с Вонголой, меньше всего был настроен разъяснять то же самое Занзасу, да и что-то подсказывало – возможно, здравый смысл – что для Занзаса придется выбирать методы убеждения несколько менее тактильные.
— Кстати о ебанатах, – задумался Тсуна вслух. – Хочешь, я одолжу тебе Реборна?
— Нахуя мне этот утырок, мне хватает стариковских нотаций.
— Тогда Ламбо, может быть?
— Он меня бесит.
— Тоже верно. Ладно, тогда бери Мукуро.
У Занзаса едва заметно дернулась бровь. О да, Мукуро бесил его явно больше, чем Реборн и Ламбо вместе взятые.
Тсуна понял, что нащупал слабое место.
— Точно, Мукуро, – продолжил он, – чудесный иллюзионист и славный парень. А еще у него есть чувство юмора. Не хуже чем у Франа, я бы сказал.
— Савада, отъебись, – огрызнулся Занзас нервно.
— А еще у меня есть Рехей. Ты же знаешь Рехея, да? Громко орет, много дерется, и Луссурия дрочит на его задницу.
— Я не отпущу Сквало, я сказал.
— А еще у меня есть Хибари, – сделал Тсуна контрольный. – А у Хибари есть дисциплинарный комитет.
Занзас с комитетом был вроде как знаком, да и с самим Хибари его связывали совершенно особые отношения – они однажды надрали друг другу задницы, но так и не выяснили, кто из них круче. Тсуна такого рода связь корректно называл латентной симпатией, хотя видеться ее представители предпочитали как можно реже.
Занзас, услышь такое определение, наверняка бы обиделся, хотя Хибари обиделся бы, пожалуй, еще больше, а обиженный Хибари страшнее, так что ему Тсуна об этом не говорил. Зато сказал однажды Занзасу. Было ужасно весело уворачиваться от пуль в деловом костюме.
— И всё равно нет, – сказал Занзас уже не так твердо.
— Ладно, – сказал Тсуна мстительно. – Пусть будет так. Я улетаю во Флориду один, полномочия передаю тебе, бумаги будут готовы сегодня вечером, подпишешь и всё, владей, Занзас. Вонгола твоя.
— Да нахрен мне нужна твоя Вонгола!
Тсуна вылез из кресла, отряхнул грязь с колен, улыбнулся дружелюбно.
— Ну, ты же хочешь дать отдых своему заму. Надеюсь, вы без меня справитесь. Они ребята славные, просто уделяй им время, каждый день по пять-шесть часов.
— Ладно, Савада, сволочь, стой!
Тсуна замер и приподнял брови.
— Я подпишу бумаги. Только держи свой блядский цирк подальше от меня.
— Годится, – ответил Тсуна.
Признаться, его «блядский цирк» и святого мог вывести из душевного равновесия. Гокудера обожал причинять добро, Ямамото ему в этом помогал, Мукуро с Хибари спелись в убийственный дуэт, Хром открыла к себе любовь к трупам, Ламбо открыл в себе любовь к Хром, Рехей горестно рвался то в горы, то в бордели – его брак медленно становился похож на родео; и со всеми своими проблемами и желаниями, а потом и с последствиями первых со вторыми Вонгола шла к Тсуне. Тсуна был этому почему-то счастлив.
А вот Занзас почему-то нет. Он еще два года назад понял, что не желает ни последствий, ни проблем, он желает свою самостоятельную Варию.
О том, что и. о. босса Вонголы Занзас на время отпуска все-таки станет, Тсуна решил пока не говорить. Некоторые вещи хорошо сообщать, будучи за сотню километров от получателя, а не на расстоянии выстрела.
346 слов— Какой-то ты потасканный, – сказал Реборн.
И Занзасу немедленно захотелось достать парабеллум и разрядить обойму в живую мишень напротив.
— Болото было глубокое, – ответил он вместо этого, стряхивая подсохшую грязь с ладони. – Труп весил не меньше тонны.
— Слабак.
— Тебя я тоже однажды оставлю там отдохнуть, – пообещал Занзас.
Реборн приподнял бровь, отсалютовал бокалом с чем-то ярко-красным и мягко провёл пальцем по ободку.
— Может быть, в следующей жизни я и позволю тебе это сделать.
…признаться, желание сменить статичные фигуры в тире на что-нибудь более подвижное у Занзаса появлялось весь последний месяц с завидной регулярностью.
С тех пор, как старик привёл в дом занятного ублюдка с острым взглядом и привычкой стрелять на поражение без предупреждения, Занзас вообще со своим пистолетом не расставался. С желанием, кажется, тоже.
— Хвост енота? – сказал ублюдок при первой встрече – тогда Занзас ещё не знал, что его зовут Реборн. – Тимотео-сан, я думал, ваш сын будет немного менее вульгарен.
— Это стиль, – ответил Занзас максимально сдержанно – старик ведь просил – и об этой сдержанности пожалел тут же.
Позже Реборн прошёлся по перьям в причёске, по привычке носить пиджак, просто накинув его на плечи, по серым манжетам на рубашках, по бровям, потом добрался до меткости – и за последнее, если бы всего предыдущего не хватило с головой, Занзас бы его точно пристрелил. Но, как оказалось, Реборн был не только ублюдком, но и лучшим киллером Вонголы.
И с пристрелить ничего не вышло.
Занзас пробовал.
Сегодняшний день не отличался от предыдущих тридцати ничем.
Ну кроме того, что Занзасу пришлось двадцать километров тащить на себе посторонний труп ради сраной тренировки, а потом топить его в болоте – к слову, труп не хотел топиться.
Отвратительный, в общем, день, и не менее отвратительный вечер.
И рожа у Реборна отвратительная.
Наглая, бесстыжая, самодовольная рожа.
А у Занзаса руки в грязи, и сам он чумазый, как сам чёрт, и манжеты у него никогда не бывали настолько чистыми.
— Я в ванну, – сказал он, отворачиваясь.
— Надеюсь, в этот раз ты справишься быстрее, – бросил Реборн ему в спину. Занзас вспомнил про парабеллум ещё раз – кажется, в тысячный раз за последний месяц, но снова сдержался.
И не то чтобы дело было только в его старике.
Не совсем белая смородина, на ключ "стратегия".
Тсуна хочет в отпуск, Сквало хочет в отпуск, Занзас их в совместном отпуске не хочет. Стратегия в определенном смысле тоже имеется

650 слов— Обмен? – предложил Тсуна.
— Пошел на хуй, – любезно ответил Занзас, и стало ясно, что ловить Тсуне здесь нечего.
С тех пор как Занзас побыл главой Вонголы пару лет назад – всего неделю – брать ее повторно он почему-то отказывался.
— Слушай, тебе жалко, что ли, – вздохнул Тсуна. – Ямамото отлично справится с обязанностями правой руки, он способный. У меня же справляется.
— Пусть и дальше возится с твоими ебанатами и держится подальше от моих, – посоветовал Занзас.
Тянуло спиртным – наверняка в столе ждала своего часа уже початая бутылка; железом и немного порохом – это уже Тсуна виноват, нужно было принять душ перед высоким визитом; мясом и поджаренными помидорами – и вот за это Занзасу хотелось сделать что-нибудь нехорошее.
Тсуна к нему прилетел как был – в грязи, в пятнах крови, голодный и уставший, а всё потому, что Сквало намекнул, что босс сегодня в настроении, и день у него был отличный, и поднимай свою задницу, Савада, я хочу отдохнуть, не проеби мой шанс.
Тсуна его «намеки» выслушал скептически – он как раз на пальцах разъяснял семье Бартоло все положительные моменты сотрудничества с Вонголой, меньше всего был настроен разъяснять то же самое Занзасу, да и что-то подсказывало – возможно, здравый смысл – что для Занзаса придется выбирать методы убеждения несколько менее тактильные.
— Кстати о ебанатах, – задумался Тсуна вслух. – Хочешь, я одолжу тебе Реборна?
— Нахуя мне этот утырок, мне хватает стариковских нотаций.
— Тогда Ламбо, может быть?
— Он меня бесит.
— Тоже верно. Ладно, тогда бери Мукуро.
У Занзаса едва заметно дернулась бровь. О да, Мукуро бесил его явно больше, чем Реборн и Ламбо вместе взятые.
Тсуна понял, что нащупал слабое место.
— Точно, Мукуро, – продолжил он, – чудесный иллюзионист и славный парень. А еще у него есть чувство юмора. Не хуже чем у Франа, я бы сказал.
— Савада, отъебись, – огрызнулся Занзас нервно.
— А еще у меня есть Рехей. Ты же знаешь Рехея, да? Громко орет, много дерется, и Луссурия дрочит на его задницу.
— Я не отпущу Сквало, я сказал.
— А еще у меня есть Хибари, – сделал Тсуна контрольный. – А у Хибари есть дисциплинарный комитет.
Занзас с комитетом был вроде как знаком, да и с самим Хибари его связывали совершенно особые отношения – они однажды надрали друг другу задницы, но так и не выяснили, кто из них круче. Тсуна такого рода связь корректно называл латентной симпатией, хотя видеться ее представители предпочитали как можно реже.
Занзас, услышь такое определение, наверняка бы обиделся, хотя Хибари обиделся бы, пожалуй, еще больше, а обиженный Хибари страшнее, так что ему Тсуна об этом не говорил. Зато сказал однажды Занзасу. Было ужасно весело уворачиваться от пуль в деловом костюме.
— И всё равно нет, – сказал Занзас уже не так твердо.
— Ладно, – сказал Тсуна мстительно. – Пусть будет так. Я улетаю во Флориду один, полномочия передаю тебе, бумаги будут готовы сегодня вечером, подпишешь и всё, владей, Занзас. Вонгола твоя.
— Да нахрен мне нужна твоя Вонгола!
Тсуна вылез из кресла, отряхнул грязь с колен, улыбнулся дружелюбно.
— Ну, ты же хочешь дать отдых своему заму. Надеюсь, вы без меня справитесь. Они ребята славные, просто уделяй им время, каждый день по пять-шесть часов.
— Ладно, Савада, сволочь, стой!
Тсуна замер и приподнял брови.
— Я подпишу бумаги. Только держи свой блядский цирк подальше от меня.
— Годится, – ответил Тсуна.
Признаться, его «блядский цирк» и святого мог вывести из душевного равновесия. Гокудера обожал причинять добро, Ямамото ему в этом помогал, Мукуро с Хибари спелись в убийственный дуэт, Хром открыла к себе любовь к трупам, Ламбо открыл в себе любовь к Хром, Рехей горестно рвался то в горы, то в бордели – его брак медленно становился похож на родео; и со всеми своими проблемами и желаниями, а потом и с последствиями первых со вторыми Вонгола шла к Тсуне. Тсуна был этому почему-то счастлив.
А вот Занзас почему-то нет. Он еще два года назад понял, что не желает ни последствий, ни проблем, он желает свою самостоятельную Варию.
О том, что и. о. босса Вонголы Занзас на время отпуска все-таки станет, Тсуна решил пока не говорить. Некоторые вещи хорошо сообщать, будучи за сотню километров от получателя, а не на расстоянии выстрела.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
четверг, 21 марта 2013
Безмятежная Тяпка
Иногда в дежурке начинает воскуряться крэк.
254 слова, недосмородина, стеб.
У Савады Тсунаеши всегда было дохрена проблем. Ну то есть не всегда, а лет с тринадцати, и не то чтобы в тринадцать у него действительно были проблемы - скорее уж мелкие неприятности. У Савады Тсунаеши всегда было дохрена проблем. Ну то есть не всегда, а лет с тринадцати, и не то чтобы в тринадцать у него действительно были проблемы - скорее уж мелкие неприятности.
С размерами настоящих проблем Тсуна определился когда ему исполнилось двадцать. И по иронии судьбы Самой большой проблемой Савады Тсунаши оказались его подчиненные.
С Бьякураном они пересекались редко, поэтому на его выходки Тсуна закрывал глаза. Семилетние аркобалено пока еще не наносили непоправимого ущерба мировой экономике, и это было хорошо, хотя Тсуна подозревал, что ненадолго. Емицу года три как заседал в резиденции Девятого и вылезал оттуда только в отпуск, потому тоже не доставлял особенных проблем. Мукуро с Хибари в последнее время даже вроде как поладили, и хотя чутье подсказывало, что это не то чтобы к лучшему, Тсуна с фактом смирился. И все бы хорошо, но, к сожалению, у Тсуны был еще чертов элитный отряд убийц.
И один его чертов босс.
- Он меня совсем не слушается, - жаловался Тсуна Сквало по вечерам, немного пьяно покачивая бокалом коньяка.
- Меня тоже, - мрачно соглашался Сквало.
- Постоянно тычет в меня пистолетами, обзывает мусором, игнорирует звонки, а вчера попытался кинуть в меня стаканом.
- В меня тоже.
- Я хочу хотя бы частичного возмещения морального ущерба.
- Я тоже, - вздыхал Сквало, - но это вряд ли.
- Только ты меня и понимаешь, - горестно отвечал Тсуна и ему становилось легче.
У них со Сквало не было ничего общего, абсолютно ничего, но с ними обоими в тринадцатилетнем возрасте случился Занзас.
Ну и как показала практика, Занзас объединяет людей.
Кроссдрессинг, Тсуна, Реборн и одно платье. 348 слов.
- Ну, давай, маленький никчемный засранец. Грудь вперед, шевели задницей! И с рожей своей что-нибудь сделай. - Ну, давай, маленький никчемный засранец. Грудь вперед, шевели задницей! И с рожей своей что-нибудь сделай.
Тсуна с трудом растянул губы в улыбке, вильнул бедром - на редкость уныло - и снова скис.
- Ты похож на мелкого транса, - сдался Реборн.
- Я тебе об этом сказал еще когда увидел платье, - напомнил Тсуна. - Не все такие обоеполые как ты.
- Мне послышалось или ты только назвал меня женщиной? - уточнил Реборн, красноречиво щелкнул предохранителем.
- Это был комплимент, - нервно открестился Тсуна. - Тебе очень идет грудь.
- А тебе нет. Но тебе и член не идет.
Тсуна посмотрел в зеркало. Вместо крепких сисек второго размера по его грудной клетке размазывалось нечто не слишком опрятное и не вполне сексуальное. Стоило признать, грудь и в самом деле ему не идет.
- Слушай, я понимаю что у тебя острый пубертат, но можно мне уже снять с себя это платье?
Реборн нахмурился и дернул уголком губ.
Пожалуй, чтобы увидеть выражение искреннего недоумения на его лице, Тсуна напялил бы на себя не только платье, но самому Реборну об этом говорить не стоило - с тех пор как подростковые гормоны вступили в бой с многолетним опытом, предсказывать его реакции стало еще сложнее, чем раньше.
- Не зацикливайся на этом, - посоветовал Тсуна со вздохом. - От того что я надел платье я не стал женщиной. Думаю, настоящие все еще тебя возбуждают.
- Заткнись.
- Но...
- Рот закрой, Тсуна. Серьезно.
- Закрыл.
Выражение его лица снова изменилось, теперь оно стало задумчиво-заинтересованным. Тсуна почувствовал, что возбуждается.
- Если из-за тебя у меня больше никогда не встанет на женщину, никчемный ты засранец, я сам тебя пристрелю, - медленно сказал Реборн. Предохранитель снова щелкнул, безопасный теперь пистолет оказался аккуратно пристроен в кресло.
- Конечно, - согласился Тсуна, чувствуя, что уже можно. Отошел от зеркала, падая на кровать и хлопая по покрывалу рядом с собой. Страшно хотелось стащить с упрямого мальчишки брюки, рубашку и вылизать его целиком, от шеи до упругих ягодиц. От факта, что упрямый мальчишка - Реборн, кончить можно было и без вылизывания.
С каждой секундой идея женских шмоток казалась все более интересной.
254 слова, недосмородина, стеб.
У Савады Тсунаеши всегда было дохрена проблем. Ну то есть не всегда, а лет с тринадцати, и не то чтобы в тринадцать у него действительно были проблемы - скорее уж мелкие неприятности. У Савады Тсунаеши всегда было дохрена проблем. Ну то есть не всегда, а лет с тринадцати, и не то чтобы в тринадцать у него действительно были проблемы - скорее уж мелкие неприятности.
С размерами настоящих проблем Тсуна определился когда ему исполнилось двадцать. И по иронии судьбы Самой большой проблемой Савады Тсунаши оказались его подчиненные.
С Бьякураном они пересекались редко, поэтому на его выходки Тсуна закрывал глаза. Семилетние аркобалено пока еще не наносили непоправимого ущерба мировой экономике, и это было хорошо, хотя Тсуна подозревал, что ненадолго. Емицу года три как заседал в резиденции Девятого и вылезал оттуда только в отпуск, потому тоже не доставлял особенных проблем. Мукуро с Хибари в последнее время даже вроде как поладили, и хотя чутье подсказывало, что это не то чтобы к лучшему, Тсуна с фактом смирился. И все бы хорошо, но, к сожалению, у Тсуны был еще чертов элитный отряд убийц.
И один его чертов босс.
- Он меня совсем не слушается, - жаловался Тсуна Сквало по вечерам, немного пьяно покачивая бокалом коньяка.
- Меня тоже, - мрачно соглашался Сквало.
- Постоянно тычет в меня пистолетами, обзывает мусором, игнорирует звонки, а вчера попытался кинуть в меня стаканом.
- В меня тоже.
- Я хочу хотя бы частичного возмещения морального ущерба.
- Я тоже, - вздыхал Сквало, - но это вряд ли.
- Только ты меня и понимаешь, - горестно отвечал Тсуна и ему становилось легче.
У них со Сквало не было ничего общего, абсолютно ничего, но с ними обоими в тринадцатилетнем возрасте случился Занзас.
Ну и как показала практика, Занзас объединяет людей.
Кроссдрессинг, Тсуна, Реборн и одно платье. 348 слов.
- Ну, давай, маленький никчемный засранец. Грудь вперед, шевели задницей! И с рожей своей что-нибудь сделай. - Ну, давай, маленький никчемный засранец. Грудь вперед, шевели задницей! И с рожей своей что-нибудь сделай.
Тсуна с трудом растянул губы в улыбке, вильнул бедром - на редкость уныло - и снова скис.
- Ты похож на мелкого транса, - сдался Реборн.
- Я тебе об этом сказал еще когда увидел платье, - напомнил Тсуна. - Не все такие обоеполые как ты.
- Мне послышалось или ты только назвал меня женщиной? - уточнил Реборн, красноречиво щелкнул предохранителем.
- Это был комплимент, - нервно открестился Тсуна. - Тебе очень идет грудь.
- А тебе нет. Но тебе и член не идет.
Тсуна посмотрел в зеркало. Вместо крепких сисек второго размера по его грудной клетке размазывалось нечто не слишком опрятное и не вполне сексуальное. Стоило признать, грудь и в самом деле ему не идет.
- Слушай, я понимаю что у тебя острый пубертат, но можно мне уже снять с себя это платье?
Реборн нахмурился и дернул уголком губ.
Пожалуй, чтобы увидеть выражение искреннего недоумения на его лице, Тсуна напялил бы на себя не только платье, но самому Реборну об этом говорить не стоило - с тех пор как подростковые гормоны вступили в бой с многолетним опытом, предсказывать его реакции стало еще сложнее, чем раньше.
- Не зацикливайся на этом, - посоветовал Тсуна со вздохом. - От того что я надел платье я не стал женщиной. Думаю, настоящие все еще тебя возбуждают.
- Заткнись.
- Но...
- Рот закрой, Тсуна. Серьезно.
- Закрыл.
Выражение его лица снова изменилось, теперь оно стало задумчиво-заинтересованным. Тсуна почувствовал, что возбуждается.
- Если из-за тебя у меня больше никогда не встанет на женщину, никчемный ты засранец, я сам тебя пристрелю, - медленно сказал Реборн. Предохранитель снова щелкнул, безопасный теперь пистолет оказался аккуратно пристроен в кресло.
- Конечно, - согласился Тсуна, чувствуя, что уже можно. Отошел от зеркала, падая на кровать и хлопая по покрывалу рядом с собой. Страшно хотелось стащить с упрямого мальчишки брюки, рубашку и вылизать его целиком, от шеи до упругих ягодиц. От факта, что упрямый мальчишка - Реборн, кончить можно было и без вылизывания.
С каждой секундой идея женских шмоток казалась все более интересной.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
вторник, 19 марта 2013
Безмятежная Тяпка
Автор: И снова Фикус
Пейринг: Колонелло/Реборн
Рейтинг: NC-17
Жанр: ПВП, йумар, все такое.
Писалось полгода назад на заявку: 9-50. AD!Колонелло/AD!Реборн, до проклятия, оба молоды. Реборн и во взрослом виде любит косплей и переодевания, одеться в женщину для миссии, Колонелло возбуждается и после нагибает его. Задирать подол платья, грубо ласкать сквозь кружевное белье.
Размер: около 3 тысяч
читать дальше- В этом нет никакой необходимости, - замечает Колонелло, когда Реборн стаскивает с себя белые хлопковые брюки.
Обожженная итальянским солнцем кожа залита оттенком темного гречишного меда, и это страшно не похоже на Реборна, который обычно больше похож на Белоснежку в мужском варианте, чем на горячего итальянского мачо.
- В этом правда нет необходимости, - повторяет Колонелло, наблюдая за тем как место брюк занимает короткая юбка все того же белого цвета.
Это, видимо, чтобы зрительно никто и ничего лишнего не запалил, ну, вроде маленькой неучтенной детали между ног.
Так же ловко Реборн натягивает на себя простое светлое платье и поправляет грудь, которой у него никогда не было, но которая внезапно появилась. Так ловко и так быстро, что Колонелло даже не заметил момента появления на грудной клетке напарника полноценного второго, с серьезными претензиями на третий.
- Не, ты это на самом деле, что ли? Кружевное белье? – удивленно уточняет Колонелло, когда Реборн извлекает из своей бездонной сумки дамские трусики со странными оборочками и легко натягивает их на себя. Кажется, где-то в белье было спрятано небольшое потайное измерение, потому что даже тощий Реборн, при всей его компактности и субтильности, не смог бы поместиться во что-то подобного размера.
Хотя, возможно, это было просто спец. заказ.
Когда имеешь дело с подобным человеком можно ожидать всего.
Когда Реборн вытаскивает из сумочки косметичку и принимается красить губы, Колонелло чувствует смутное желание спрятать голову под подушку и взвыть от ужаса, потому что вот это, в кружевных трусиках, с тщательным макияжем на лице и приятной на вид, а зная Реборна, то и на ощупь тоже, накладной грудью, выглядящей как настоящая, никак не может быть его напарником.
Реборн, впрочем, на скулеж Колонелло обращает минимум внимания и сосредоточенно приводит себя к женскому знаменателю, вешая на шею небольшую изящную цепочку и цепляя сережки.
- Застегни мне, - бросает он Колонелло, и не совсем ясно, что он имеет в виду: молнию на платье, которая сантиметра на четыре не доходит до конца, или все-таки цепочку, которая не застегнута вообще.
Колонелло на всякий случай застегивает и то, и другое.
Чтобы не было претензий.
Хотя когда это у Реборна не находилось к нему претензий?..
Когда рядом с ним вместо напарника занимает место тощеватая, скуластая, жилистая и крепкая, но в целом вполне симпатичная брюнетка, он спрашивает еще раз:
- Ты же понимаешь, что в этом маскараде не было никакой необходимости?
- Понимаю, - отвечает Реборн, пожимая плечами. – Просто так веселее.
Глаза у него блестят как у бесстыдно пьяной или безнадежно влюбленной женщины.
Они приходят в самый разгар вечеринки.
Колонелло в легком кремовом костюме, хотя он в курсе что куда больше ему идет черный, и Реборн в шлюшковатом антураже, томно окидывающий взглядом окружающих мужчин.
Не то чтобы мужчины ему отвечают тем же, все-таки пышногрудой красотки из него не вышло, но вот есть в нем-то что-то такое, необычное, притягивающее взгляд. Колонелло всегда думал, что это заслуга скорее притягательной внешности, но иногда и ему приходится признать, что дело скорее в каком-то неестественном магнетизме, если о нем вообще уместно упоминать, когда речь идет о мужчине, который с удовольствием напяливает на себя женское тряпье. Впрочем, это же Реборн. Реборн любой недостаток, с удовольствием и в своей слегка пафосной, неповторимой манере, превращает в огромное достоинство.
Позер несчастный.
В данный момент, кстати, совершенно искреннее увлеченный происходящим.
Реборн смотрит с голодным интересом на мужчин и старательно отводит глаза от их спутниц, а сам Колонелло взгляда не сводит с Реборна – они же так договорились, правильно? Так что сейчас он смотрит на законных обстоятельствах и никакие насмешливые взгляды и подзатыльники из серии Реборн-стайл на него сегодня не подействуют.
Самое лучшее – это то, что нет сегодня ни взглядов, ни подзатыльников.
Сегодня смотреть можно.
Ему выдали кредит на целый вечер, вернее на то время, которое понадобится Реборну для того, чтобы приставить дуло пистолета к затылку горячего мулата, о котором им известно целых две вещи: лицо и место дислокации на сегодняшний вечер.
Более чем достаточно.
Можно было даже попробовать снять его с окрестных крыш, но Реборн, несмотря на весь его профессионализм, опасался проглядеть парня в толпе, а Колонелло значился в этой миссии как всего лишь вспомогательный инструмент, костыль, если угодно, на случай непредвиденных обстоятельств.
Короче, Реборн оставался сверху даже будучи в женском платье.
Хотя Колонелло подозревал, что дело все-таки не в опасении проглядеть объект.
Скорее уж кое-кому смертельно хотелось повеселиться за чужой счет.
Как обычно.
В особняк они входят нога в ногу, стремя в стремя, черт возьми, и каблуки на их обуви звучат в такт.
В огромном зале полно народу – достаточно много, чтобы никто не обратил внимания на еще парочку вновь прибывших гостей, но недостаточно для того, чтобы проглядеть сиятельную персону с рыжей кожей, широким носом и любовью к женщинам – это допущение сделал Реборн, только поглядев на физиономию. Именно такую персону им сегодня предстоит удалить незаметно из списка, сначала гостей, а затем из списка живых.
Главное не перепутать последовательность.
В огромном зале играет негромкая музыка – вроде бы что-то классическое, мягкое.
Будь они здесь в своем обычном виде в этот самый момент Реборн шепнул бы Колонелло «дальше я сам», и растаял бы в толпе, галантно улыбаясь всем желающим, целуя ручки знакомым дамам, а незнакомые дамы удостоились бы если и не легкого прикосновения губ к коже, то во всяком случае вполне знойного взгляда.
Это тоже из серии Реборн-стайл, кроме него так из знакомых Колонелло никто не умеет.
По-всякому умеют, но вот так – нет.
Но в этот раз Реборн в любом случае остается рядом.
В огромном зале жуткие, дикие расцветки, которые бьют по глазам роскошью, и Реборн чувствует себя здесь, кажется, абсолютно в своей тарелке.
- Давай осмотримся, - шепчет он, и его дыхание горячей змейкой обвивается сперва вокруг шеи, а потом спускается дрожью вниз по позвоночнику.
И это хорошо, и приятно, и сегодня Колонелло, чтобы ощутить грохот последней капли в чаше своего терпения нужно явно меньше времени, чем обычно.
Впрочем, эта капля была не последней в любом случае.
- Хорошо, - отвечает он тихо и кивает, сглатывая слюну.
Реборн кидает на него неприметный взгляд и усмехается. Колонелло об заклад готов побиться, что этот сукин сын прекрасно все понимает, но делает вид, что он не, и это бесит, немного, и возбуждает – гораздо сильнее.
И они идут осматриваться.
Под ручку.
По залу снует симпатичная обоеполая обслуга с напитками, толпа народу, которая цапает с подносов бокалы с терпким вином. Будущей жертвы видно пока не было.
- Может, выпьем? - спрашивает очень коварный Реборн накрашенными губами, ловко подхватывает с подноса мимопроходящей девы один бокал с чем-то багряным, и так же ловко сует бокал Колонелло в руки.
Пить Колонелло не слишком хочется, он с куда большим удовольствием выпил бы бокал холодной чистой воды, но холодную воду в бокалах по залу не разносят, так что вино тоже сойдет.
И нет, внимательный взгляд Реборна, на этот раз совершенно ничем не прикрытый, он не замечает. Это просто вино, и на вкус оно как самый обычный виноградный сок с легким привкусом текилы.
Хороший вкус, нехороший взгляд, и где-то он это уже видел, но уже через пару минут подозрения рассасываются, тают в обжигающем тепле, и Колонелло торопится расстегнуть две верхние пуговицы на рубашке, до того чопорно закупоренной под самый воротник.
Дышать становится легче.
Жесткая ладонь Реборна на локте его пиджака становится с каждой секундой все ощутимее, но это нормально, с Реборном так всегда.
И взгляд, с каждым ответным взглядом все более расслабленный и провокационный – самую чуточку – ничуть Колонелло не волнует.
- Ну, и где наш дон Гонсалес? – уточняет он вполголоса, намеренно подышав Реборну на загривок.
Тот чуть передернул плечами и удивительно дамским жестом поправил прядку волос за ушком.
Вот же!..
- Ожидаем, - спокойно ответил Реборн, улыбаясь.
Колонелло уже не слишком понимает кому тот улыбается. Может быть, кому-то из знакомых, но лица что-то как-то стремительно сливаются в одну цветную картинку, четко он видит только напарника, который по-прежнему жестко держит его за локоть и уголок его губ чуть приподнят.
О да.
Реборну весело.
Происходящее определенно его развлекает. Даже если пока ничего толком и не происходит, Реборн то знает, что происходит. И даже знает что.
- Вижу его, - неожиданно произносит Реборн и более чем заметно указывает подбородком на высоченного мулата, который рассекает толпу, как мощный ледокол мерзшие воды Антарктиды, и Колонелло понимает, что это незаметно с праздника жизни не утащишь.
- У тебя ствол с собой? – спрашивает он.
Реборн даже не удостаивает его ответом, и да, Колонелло немного любопытно куда именно он его воткнул – между грудей, или все-таки кобура на бедре? Вроде бы между полноценным вторым, пусть даже с суровыми претензиями на третий, спрятать пистолет непросто, но, опять же, это же Реборн. Кто знает, кто знает.
- План «Б», - говорит Реборн.
Колонелло кивает, в процессе соображая, что его не посвятили даже в детали плана «А».
- А можно мне немного подробностей? – спрашивает он.
- Нет, - отрезает Реборн. И добавляет через пару секунд, как будто он уже успел продумать свои действия и пути отступления, - Давай осмотримся.
И Колонелло больше не чувствует его прикосновения к локтю, да и сам Реборн уже легко маневрирует в толпе, чуть покачивая сексуальными, черт возьми, бедрами.
Колонелло одергивает пиджак, расстегивает третью пуговицу сверху и одну снизу и думает, что ему тоже пора осмотреться.
- Ну, вы же понимаете о чем я, - серебристо смеется симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, и Колонелло не уверен насчет того на кого именно она кажется ему похожей.
Зал по-прежнему аляпист, спокойная медленная мелодия бесит, прилизанная прическа растрепалась, а у брюнетки полноценный второй, ну, может быть еще чуть-чуть сверху бонусом, жилистые, не по-женски угловатые плечи, кроваво-красные губы и тонкая шея. Даже тощая, но так о девушках не говорят, так что будет тонкая.
Колонелло не отказался бы задрать ей платье где-нибудь в районе ванной комнаты, ну, или по крайней мере там, где народу будет поменьше.
Ягодицы у девицы округлые, не то что у некоторых, бедра широкие, а улыбка у нее искренняя.
Действительно искренняя, и Колонелло вообще-то в курсе, что он поступает крайне непрофессионально, когда бросает напарника один на один с медведеподобным мачо, но Реборн справится, он всегда справляется, а такие шансы на дороге, между прочим, не валяются, а Колонелло вообще всего лишь костыль в их общей программе.
Кому он нужен?
…наверное, так ему думать все-таки не стоило, потому что в тот самый момент, когда Колонелло почти устраивает руку на бедре очаровательной девочки с искренней улыбкой, где-то дальше раздается громкий треск, грохот, шум, крики, и Колонелло остается только вздохнуть.
Ему стоит поспорить с самим собой или и так очевидно, кто именно источник звуков?
Реборн выныривает из толпы через секунду, светски улыбается брюнетке и кивает Колонелло.
- Мы сейчас должны быть в другом месте, - говорит он.
И тащит Колонелло прочь, куда-то в сторону уборной, или как там называется сортир на этих приемах?
Они проходят сквозь толпу, волосы Реборна доходят до середины лопаток, он весь разгоряченный, как гончая, взявшая след, и он повинуется сейчас тому загадочному чутью, которое входит в комплекс «Реборн-стайл», и на себя похож безумно.
Реборна не спрятать под женским тряпьем, ничего с этим не поделаешь.
И Колонелло сдается.
Это в последний раз, обещает он себе.
Точно в последний.
И толкает Реборна в ближайшую дверь, с крохотной надеждой, что та окажется закрытой и не даст ему сделать глупость, но та предательски открывается по первому же нажиму на ручку и это преступление – оставлять двери открытыми, когда безумно хочется секса с тем, с кем его быть не должно.
В первую секунду Реборн ни черта не понимает, не успевает перестроиться, он все еще гончая, ему не до прихотей Колонелло, у него цель, но сам Колонелло давно уже успел перенять у напарника это его «вижу цель, не вижу препятствий», потому на слабое бестолковое сопротивление обращает мало внимания.
- Ты ебанулся? – уточняет Реборн, когда оказывается прижатым лицом к стене. - У нас клиент!
Дверь в комнату на этот раз закрыта прочно, причем изнутри.
- Он подождет, - замечает Колонелло и принимается вылизывать горячую, чувствительную кожу на загривке, совершенно без примеси дамских духов – каков просчет. Вкус у нее соленый, с приятной кислинкой, и Колонелло увлекается, расстегивает молнии на платье и проводит пальцами по лопаткам, по угловатым позвонкам. На пол падает странного вида нагрудник, вместе с его вкладышами, а Реборн, наконец сообразивший к чему идет дело, немного начинает трепыхаться, впрочем, недостаточно убедительно и это становится зеленым сигналом.
Колонелло чуть отодвигается, хватает Реборна за бедра, прижимается пахом к его ягодицам и вынуждает прогнуться.
- Обопрись руками о стену, - командует он, и Реборн оглядывается назад зло, но в глазах у него, пожалуй, то же возбуждение, что и в начале вечера, со все тем же лукавым весельем во взгляде.
А может это только кажется.
Жуткая классическая музыка сквозь закрытую дверь не пробивается, тишина оглушала бы, если бы не тяжелое дыхание и оглушительный стук собственного сердца в ушах.
Член стоит крайне убедительно.
Реборн тоже стоит, у стены, опираясь на нее руками, и прогибаясь в спине.
Реборн в полурасстегнутом платье.
- Раздвинь ноги пошире, - командует Колонелло, и задирает подол, не дожидаясь выполнения команды. Проводит ладонью по горячей, гладкой коже бедра и, господи, Реборн ради этой роли даже ноги выбрил.
- Ты невозможен, - шепчет Колонелло, а Реборн только дышит тяжело и молча, почти в такт, и реагирует на прикосновение короткой дрожью.
У них давно ничего не было.
Кожа на внутренней стороне бедра удивительно мягкая, совсем как у женщины, и такая же чувствительная. Колонелло наклоняется и кусает Реборна в шею, едва касаясь зубами, зато с удовольствием проводя по соленому губами.
Трусики и в самом деле кружевные.
Ощущение несколько непривычное, член у Реборна стоит тоже.
Колонелло легко проводит рукой по животу, спускается чуть ниже, поглаживает стояк через ткань белья и прижимается своим членом к почти обнаженным ягодицам Реборна. Узкая полоска ткани не считается.
Ее легко можно отодвинуть в сторону
Что Колонелло и делает, проводя пальцами по ложбинке, чуть нажимая на нежную кожу вокруг отверстия и едва обозначая проникновение.
- У нас есть смазка? – спрашивает он тихо.
Реборн мотает головой.
Жаль. Но и без нее тоже можно.
Колонелло убирает руку от отверстия, проводит рукой по бедру еще разок – ему безумно нравится ощущение гладкой кожи под пальцами, поднимается выше, задевая стояк, садистски чертит дорожку от пупка до впадинки под шеей, едва обозначая касания и, наконец, добирается до губ Реборна. Обводит ярко-красный рот, нажимает на сочные губы, и Реборн послушно впускает пальцы внутрь, обводит их языком, посасывает, и самое лучшее во всем этом – выражение лица, пожалуй, совершенно нереальное. Это и вправду почти как с женщиной, только вот в этот раз женщина – Реборн, и это возбуждает еще сильнее.
- Нравится? – спрашивает Колонелло, и ему, разумеется, никто не отвечает, но этого и не нужно. Видно же, что нравится.
Процесс увлажнения надоедает секунд через тридцать, сорок, а может через минуту или две, черт знает, но в какой-то момент Колонелло просто отнимает руку. Внизу Реборн подозрительно мягкий, пальцы входят в него не свободно, но легче, чем бывало раньше.
Это в последний раз – обещает себе Колонелло, и разводит пальцы, разминает тугую кожу, разводит ягодицы Реборна и он, кажется, бритый везде. Даже там.
- Ну что, можно? – спрашивает Колонелло, и на этот раз даже дожидается ответа – Реборн кивает, прогибаясь еще сильнее, выставляя себя напоказ.
Колонелло расстегивает ширинку, приспускает собственное белье и понимает, что в этот раз секс будет не слишком долог, его хватит минуты на две-три, никак не дольше.
Чуть растягивает дырку Реборна большими пальцами и толкается внутрь.
Реборн чуть стонет что-то на грани слышимости, но ему вовсе не плохо, кажется.
Ему хорошо.
Полоска ткани женских трусиков на светлой коже смотрится провокационно.
Реборн мягкий, гладкий, там внутри.
Колонелло проводит ладонями по обнаженным бедрам и толкается внутрь, пока мягко, но ритмично.
Голос у Реборна во время секса невозможный. Он в такие моменты всегда тихий, молчаливый даже, в отличие от ситуаций любого другого жизненного плана, но вот в эти минуты он все больше молчит. Только иногда, на особенно сильных толчках он стонет тихонько, почти поскуливает, но только почти.
Сейчас они в чужом доме, на задании, но Колонелло безумно хочется заставить его кричать, хоть и ясно заранее: Реборн и крики – дело мало совместимое.
Колонелло крепко держит его за бедра, сильно толкается вперед и ему безумно хорошо – вот так.
Он убирает ладонь с бедра и проводит ею по мокрому белью Реборна – член стоит каменно. Яички болезненно напряжены, кожа вокруг горит и Колонелло с удовольствием проводит ладонью по кружеву, сильно, с нажимом, но не пытаясь снять.
- Хорошо тебе? – спрашивает он, наклоняясь к уху Реборна.
- Иди на хер, - огрызается тот и это, пожалуй, справедливо, хотя иногда немного покладистости этому ублюдку не помешало бы.
И Колонелло крепко сжимает его член, вынуждая задохнуться от неожиданности, и толкается внутрь сильнее.
Реборн задышал тяжелее и прогнулся в спине еще немного, разводя сильнее ноги.
- Вижу, что хорошо, - самодовольно замечает Колонелло, звонко шлепнув его раскрытой ладонью по ягодице. На коже остался покрасневший след, а Реборн тихо застонал.
- Да, детка, - шепчет Колонелло, надрачивая Реборну член и ощущая, как ходит по краю лезвия.
Реборн и детка это все-таки не те понятия, которые стоит пересекать, но Реборн сжимает его так крепко, так хорошо, что просто невозможно удержаться.
Кружево под ладонью натирает немного болезненно и Колонелло все-таки приспускает немного белье и проводит пальцами по уздечке, ласкает мягко головку. Реборн почти задыхается, скребет ногтями по стене.
Колонелло толкается особенно сильно, и подол платья спадает со спины, прикрывая ягодицы.
- Черт, - говорит он. И неожиданно чувствует мокрое и липкое в своей ладони.
- Я почти все, - говорит Колонелло тихо, и растраханный, раскрасневшийся Реборн кивает вместо ответа.
Хватило минуты.
Как Колонелло добирался до кровати и почему до нее он добирался один – он помнил уже смутно. Было что-то в воспоминаниях связанное с Реборном, вытирающим влажной салфеткой между ног, кружевным бельем, закинутым под кровать, но все было как будто в очень другой реальности.
Стыдно признаваться, но вырубился он с первого же оргазма.
А утро встречает его уже закатом.
Какое-то не совсем утреннее утро. А еще Колонелло помнит абсолютно все, хотя не должен был помнить ничего.
Реборн в номере, в ванной не слишком громко шумит вода.
- Что ты подсыпал мне в вино, ублюдок?! – орет Колонелло, на что шум воды прекращается, а Реборн громко ржет вместо ответа.
Из ванной он выплывает ню.
Очень не хватает фигового листочка и его легендарного «Ренессанс!», но и так картина получается что надо.
- Пиздец, - шипит Колонелло. – Это был в последний раз, так и знай.
- Ага, - добродушно кивает Реборн.
А «последний раз» у них был юбилейный, двадцатый, и, кажется, даже если у Колонелло начнет получаться с Лар, разорвать то, что есть у них с Реборном, уже не выйдет. Даже если не понятно до конца что именно у них есть.
Мачо-ледокола они вчера так и не поймали.
- Как задание? – уточняет Колонелло, судорожно пытаясь не держать эту тему даже в мыслях – иногда казалось, что Реборн и их умеет читать.
- Отлично, - отзывается напарник. – В канаве. Разбирался с ним, пока ты набирался сил в чужом доме. А потом вызвал такси, с водителем отволокли тебя в машину, и вот ты здесь, а не в том жутком особняке. – Реборн брезгливо опускает уголок губ. – Безвкусица, - выносит он вердикт вчерашней вечеринке.
…а Реборн явно снова Реборн, от первого и до последнего шрама на крепком теле. Реборн жилистый, сильный, тощий. И с бритыми ногами.
- Так ты все-таки брил ноги! – вопит Колонелло, снова переводя стрелки разговора. То русло тоже было не очень, учитывая, что основную часть событий кое-кто бесстыдно продрых.
- Женщина должна быть женщиной, друг мой, - наставительно замечает Реборн и надевает трусы. Обычные мужские трусы, боксеры, и прыгает незадачливо на одной ноге – ткань прилипла к мокрой ноге и это несколько нелепо, совершенно не похоже на женщину, и, кажется, вчерашнее недозадание было чем-то вроде приятного сна.
Впрочем, даже этого зрелища Колонелло достаточно, чтобы ощутить болезненное напряжение в паху.
- Пиздец, - повторяет он. – Ненавижу тебя.
И кутается с головой под одеяло.
Реборн снова ржет, и продолжает прыгать на одной ноге.
Юбилейный двадцатый раз еще не отгремел, а двадцать первый, судя по ощущениям Колонелло, уже не за горами.
Пейринг: Колонелло/Реборн
Рейтинг: NC-17
Жанр: ПВП, йумар, все такое.
Писалось полгода назад на заявку: 9-50. AD!Колонелло/AD!Реборн, до проклятия, оба молоды. Реборн и во взрослом виде любит косплей и переодевания, одеться в женщину для миссии, Колонелло возбуждается и после нагибает его. Задирать подол платья, грубо ласкать сквозь кружевное белье.
Размер: около 3 тысяч
читать дальше- В этом нет никакой необходимости, - замечает Колонелло, когда Реборн стаскивает с себя белые хлопковые брюки.
Обожженная итальянским солнцем кожа залита оттенком темного гречишного меда, и это страшно не похоже на Реборна, который обычно больше похож на Белоснежку в мужском варианте, чем на горячего итальянского мачо.
- В этом правда нет необходимости, - повторяет Колонелло, наблюдая за тем как место брюк занимает короткая юбка все того же белого цвета.
Это, видимо, чтобы зрительно никто и ничего лишнего не запалил, ну, вроде маленькой неучтенной детали между ног.
Так же ловко Реборн натягивает на себя простое светлое платье и поправляет грудь, которой у него никогда не было, но которая внезапно появилась. Так ловко и так быстро, что Колонелло даже не заметил момента появления на грудной клетке напарника полноценного второго, с серьезными претензиями на третий.
- Не, ты это на самом деле, что ли? Кружевное белье? – удивленно уточняет Колонелло, когда Реборн извлекает из своей бездонной сумки дамские трусики со странными оборочками и легко натягивает их на себя. Кажется, где-то в белье было спрятано небольшое потайное измерение, потому что даже тощий Реборн, при всей его компактности и субтильности, не смог бы поместиться во что-то подобного размера.
Хотя, возможно, это было просто спец. заказ.
Когда имеешь дело с подобным человеком можно ожидать всего.
Когда Реборн вытаскивает из сумочки косметичку и принимается красить губы, Колонелло чувствует смутное желание спрятать голову под подушку и взвыть от ужаса, потому что вот это, в кружевных трусиках, с тщательным макияжем на лице и приятной на вид, а зная Реборна, то и на ощупь тоже, накладной грудью, выглядящей как настоящая, никак не может быть его напарником.
Реборн, впрочем, на скулеж Колонелло обращает минимум внимания и сосредоточенно приводит себя к женскому знаменателю, вешая на шею небольшую изящную цепочку и цепляя сережки.
- Застегни мне, - бросает он Колонелло, и не совсем ясно, что он имеет в виду: молнию на платье, которая сантиметра на четыре не доходит до конца, или все-таки цепочку, которая не застегнута вообще.
Колонелло на всякий случай застегивает и то, и другое.
Чтобы не было претензий.
Хотя когда это у Реборна не находилось к нему претензий?..
Когда рядом с ним вместо напарника занимает место тощеватая, скуластая, жилистая и крепкая, но в целом вполне симпатичная брюнетка, он спрашивает еще раз:
- Ты же понимаешь, что в этом маскараде не было никакой необходимости?
- Понимаю, - отвечает Реборн, пожимая плечами. – Просто так веселее.
Глаза у него блестят как у бесстыдно пьяной или безнадежно влюбленной женщины.
Они приходят в самый разгар вечеринки.
Колонелло в легком кремовом костюме, хотя он в курсе что куда больше ему идет черный, и Реборн в шлюшковатом антураже, томно окидывающий взглядом окружающих мужчин.
Не то чтобы мужчины ему отвечают тем же, все-таки пышногрудой красотки из него не вышло, но вот есть в нем-то что-то такое, необычное, притягивающее взгляд. Колонелло всегда думал, что это заслуга скорее притягательной внешности, но иногда и ему приходится признать, что дело скорее в каком-то неестественном магнетизме, если о нем вообще уместно упоминать, когда речь идет о мужчине, который с удовольствием напяливает на себя женское тряпье. Впрочем, это же Реборн. Реборн любой недостаток, с удовольствием и в своей слегка пафосной, неповторимой манере, превращает в огромное достоинство.
Позер несчастный.
В данный момент, кстати, совершенно искреннее увлеченный происходящим.
Реборн смотрит с голодным интересом на мужчин и старательно отводит глаза от их спутниц, а сам Колонелло взгляда не сводит с Реборна – они же так договорились, правильно? Так что сейчас он смотрит на законных обстоятельствах и никакие насмешливые взгляды и подзатыльники из серии Реборн-стайл на него сегодня не подействуют.
Самое лучшее – это то, что нет сегодня ни взглядов, ни подзатыльников.
Сегодня смотреть можно.
Ему выдали кредит на целый вечер, вернее на то время, которое понадобится Реборну для того, чтобы приставить дуло пистолета к затылку горячего мулата, о котором им известно целых две вещи: лицо и место дислокации на сегодняшний вечер.
Более чем достаточно.
Можно было даже попробовать снять его с окрестных крыш, но Реборн, несмотря на весь его профессионализм, опасался проглядеть парня в толпе, а Колонелло значился в этой миссии как всего лишь вспомогательный инструмент, костыль, если угодно, на случай непредвиденных обстоятельств.
Короче, Реборн оставался сверху даже будучи в женском платье.
Хотя Колонелло подозревал, что дело все-таки не в опасении проглядеть объект.
Скорее уж кое-кому смертельно хотелось повеселиться за чужой счет.
Как обычно.
В особняк они входят нога в ногу, стремя в стремя, черт возьми, и каблуки на их обуви звучат в такт.
В огромном зале полно народу – достаточно много, чтобы никто не обратил внимания на еще парочку вновь прибывших гостей, но недостаточно для того, чтобы проглядеть сиятельную персону с рыжей кожей, широким носом и любовью к женщинам – это допущение сделал Реборн, только поглядев на физиономию. Именно такую персону им сегодня предстоит удалить незаметно из списка, сначала гостей, а затем из списка живых.
Главное не перепутать последовательность.
В огромном зале играет негромкая музыка – вроде бы что-то классическое, мягкое.
Будь они здесь в своем обычном виде в этот самый момент Реборн шепнул бы Колонелло «дальше я сам», и растаял бы в толпе, галантно улыбаясь всем желающим, целуя ручки знакомым дамам, а незнакомые дамы удостоились бы если и не легкого прикосновения губ к коже, то во всяком случае вполне знойного взгляда.
Это тоже из серии Реборн-стайл, кроме него так из знакомых Колонелло никто не умеет.
По-всякому умеют, но вот так – нет.
Но в этот раз Реборн в любом случае остается рядом.
В огромном зале жуткие, дикие расцветки, которые бьют по глазам роскошью, и Реборн чувствует себя здесь, кажется, абсолютно в своей тарелке.
- Давай осмотримся, - шепчет он, и его дыхание горячей змейкой обвивается сперва вокруг шеи, а потом спускается дрожью вниз по позвоночнику.
И это хорошо, и приятно, и сегодня Колонелло, чтобы ощутить грохот последней капли в чаше своего терпения нужно явно меньше времени, чем обычно.
Впрочем, эта капля была не последней в любом случае.
- Хорошо, - отвечает он тихо и кивает, сглатывая слюну.
Реборн кидает на него неприметный взгляд и усмехается. Колонелло об заклад готов побиться, что этот сукин сын прекрасно все понимает, но делает вид, что он не, и это бесит, немного, и возбуждает – гораздо сильнее.
И они идут осматриваться.
Под ручку.
По залу снует симпатичная обоеполая обслуга с напитками, толпа народу, которая цапает с подносов бокалы с терпким вином. Будущей жертвы видно пока не было.
- Может, выпьем? - спрашивает очень коварный Реборн накрашенными губами, ловко подхватывает с подноса мимопроходящей девы один бокал с чем-то багряным, и так же ловко сует бокал Колонелло в руки.
Пить Колонелло не слишком хочется, он с куда большим удовольствием выпил бы бокал холодной чистой воды, но холодную воду в бокалах по залу не разносят, так что вино тоже сойдет.
И нет, внимательный взгляд Реборна, на этот раз совершенно ничем не прикрытый, он не замечает. Это просто вино, и на вкус оно как самый обычный виноградный сок с легким привкусом текилы.
Хороший вкус, нехороший взгляд, и где-то он это уже видел, но уже через пару минут подозрения рассасываются, тают в обжигающем тепле, и Колонелло торопится расстегнуть две верхние пуговицы на рубашке, до того чопорно закупоренной под самый воротник.
Дышать становится легче.
Жесткая ладонь Реборна на локте его пиджака становится с каждой секундой все ощутимее, но это нормально, с Реборном так всегда.
И взгляд, с каждым ответным взглядом все более расслабленный и провокационный – самую чуточку – ничуть Колонелло не волнует.
- Ну, и где наш дон Гонсалес? – уточняет он вполголоса, намеренно подышав Реборну на загривок.
Тот чуть передернул плечами и удивительно дамским жестом поправил прядку волос за ушком.
Вот же!..
- Ожидаем, - спокойно ответил Реборн, улыбаясь.
Колонелло уже не слишком понимает кому тот улыбается. Может быть, кому-то из знакомых, но лица что-то как-то стремительно сливаются в одну цветную картинку, четко он видит только напарника, который по-прежнему жестко держит его за локоть и уголок его губ чуть приподнят.
О да.
Реборну весело.
Происходящее определенно его развлекает. Даже если пока ничего толком и не происходит, Реборн то знает, что происходит. И даже знает что.
- Вижу его, - неожиданно произносит Реборн и более чем заметно указывает подбородком на высоченного мулата, который рассекает толпу, как мощный ледокол мерзшие воды Антарктиды, и Колонелло понимает, что это незаметно с праздника жизни не утащишь.
- У тебя ствол с собой? – спрашивает он.
Реборн даже не удостаивает его ответом, и да, Колонелло немного любопытно куда именно он его воткнул – между грудей, или все-таки кобура на бедре? Вроде бы между полноценным вторым, пусть даже с суровыми претензиями на третий, спрятать пистолет непросто, но, опять же, это же Реборн. Кто знает, кто знает.
- План «Б», - говорит Реборн.
Колонелло кивает, в процессе соображая, что его не посвятили даже в детали плана «А».
- А можно мне немного подробностей? – спрашивает он.
- Нет, - отрезает Реборн. И добавляет через пару секунд, как будто он уже успел продумать свои действия и пути отступления, - Давай осмотримся.
И Колонелло больше не чувствует его прикосновения к локтю, да и сам Реборн уже легко маневрирует в толпе, чуть покачивая сексуальными, черт возьми, бедрами.
Колонелло одергивает пиджак, расстегивает третью пуговицу сверху и одну снизу и думает, что ему тоже пора осмотреться.
- Ну, вы же понимаете о чем я, - серебристо смеется симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, и Колонелло не уверен насчет того на кого именно она кажется ему похожей.
Зал по-прежнему аляпист, спокойная медленная мелодия бесит, прилизанная прическа растрепалась, а у брюнетки полноценный второй, ну, может быть еще чуть-чуть сверху бонусом, жилистые, не по-женски угловатые плечи, кроваво-красные губы и тонкая шея. Даже тощая, но так о девушках не говорят, так что будет тонкая.
Колонелло не отказался бы задрать ей платье где-нибудь в районе ванной комнаты, ну, или по крайней мере там, где народу будет поменьше.
Ягодицы у девицы округлые, не то что у некоторых, бедра широкие, а улыбка у нее искренняя.
Действительно искренняя, и Колонелло вообще-то в курсе, что он поступает крайне непрофессионально, когда бросает напарника один на один с медведеподобным мачо, но Реборн справится, он всегда справляется, а такие шансы на дороге, между прочим, не валяются, а Колонелло вообще всего лишь костыль в их общей программе.
Кому он нужен?
…наверное, так ему думать все-таки не стоило, потому что в тот самый момент, когда Колонелло почти устраивает руку на бедре очаровательной девочки с искренней улыбкой, где-то дальше раздается громкий треск, грохот, шум, крики, и Колонелло остается только вздохнуть.
Ему стоит поспорить с самим собой или и так очевидно, кто именно источник звуков?
Реборн выныривает из толпы через секунду, светски улыбается брюнетке и кивает Колонелло.
- Мы сейчас должны быть в другом месте, - говорит он.
И тащит Колонелло прочь, куда-то в сторону уборной, или как там называется сортир на этих приемах?
Они проходят сквозь толпу, волосы Реборна доходят до середины лопаток, он весь разгоряченный, как гончая, взявшая след, и он повинуется сейчас тому загадочному чутью, которое входит в комплекс «Реборн-стайл», и на себя похож безумно.
Реборна не спрятать под женским тряпьем, ничего с этим не поделаешь.
И Колонелло сдается.
Это в последний раз, обещает он себе.
Точно в последний.
И толкает Реборна в ближайшую дверь, с крохотной надеждой, что та окажется закрытой и не даст ему сделать глупость, но та предательски открывается по первому же нажиму на ручку и это преступление – оставлять двери открытыми, когда безумно хочется секса с тем, с кем его быть не должно.
В первую секунду Реборн ни черта не понимает, не успевает перестроиться, он все еще гончая, ему не до прихотей Колонелло, у него цель, но сам Колонелло давно уже успел перенять у напарника это его «вижу цель, не вижу препятствий», потому на слабое бестолковое сопротивление обращает мало внимания.
- Ты ебанулся? – уточняет Реборн, когда оказывается прижатым лицом к стене. - У нас клиент!
Дверь в комнату на этот раз закрыта прочно, причем изнутри.
- Он подождет, - замечает Колонелло и принимается вылизывать горячую, чувствительную кожу на загривке, совершенно без примеси дамских духов – каков просчет. Вкус у нее соленый, с приятной кислинкой, и Колонелло увлекается, расстегивает молнии на платье и проводит пальцами по лопаткам, по угловатым позвонкам. На пол падает странного вида нагрудник, вместе с его вкладышами, а Реборн, наконец сообразивший к чему идет дело, немного начинает трепыхаться, впрочем, недостаточно убедительно и это становится зеленым сигналом.
Колонелло чуть отодвигается, хватает Реборна за бедра, прижимается пахом к его ягодицам и вынуждает прогнуться.
- Обопрись руками о стену, - командует он, и Реборн оглядывается назад зло, но в глазах у него, пожалуй, то же возбуждение, что и в начале вечера, со все тем же лукавым весельем во взгляде.
А может это только кажется.
Жуткая классическая музыка сквозь закрытую дверь не пробивается, тишина оглушала бы, если бы не тяжелое дыхание и оглушительный стук собственного сердца в ушах.
Член стоит крайне убедительно.
Реборн тоже стоит, у стены, опираясь на нее руками, и прогибаясь в спине.
Реборн в полурасстегнутом платье.
- Раздвинь ноги пошире, - командует Колонелло, и задирает подол, не дожидаясь выполнения команды. Проводит ладонью по горячей, гладкой коже бедра и, господи, Реборн ради этой роли даже ноги выбрил.
- Ты невозможен, - шепчет Колонелло, а Реборн только дышит тяжело и молча, почти в такт, и реагирует на прикосновение короткой дрожью.
У них давно ничего не было.
Кожа на внутренней стороне бедра удивительно мягкая, совсем как у женщины, и такая же чувствительная. Колонелло наклоняется и кусает Реборна в шею, едва касаясь зубами, зато с удовольствием проводя по соленому губами.
Трусики и в самом деле кружевные.
Ощущение несколько непривычное, член у Реборна стоит тоже.
Колонелло легко проводит рукой по животу, спускается чуть ниже, поглаживает стояк через ткань белья и прижимается своим членом к почти обнаженным ягодицам Реборна. Узкая полоска ткани не считается.
Ее легко можно отодвинуть в сторону
Что Колонелло и делает, проводя пальцами по ложбинке, чуть нажимая на нежную кожу вокруг отверстия и едва обозначая проникновение.
- У нас есть смазка? – спрашивает он тихо.
Реборн мотает головой.
Жаль. Но и без нее тоже можно.
Колонелло убирает руку от отверстия, проводит рукой по бедру еще разок – ему безумно нравится ощущение гладкой кожи под пальцами, поднимается выше, задевая стояк, садистски чертит дорожку от пупка до впадинки под шеей, едва обозначая касания и, наконец, добирается до губ Реборна. Обводит ярко-красный рот, нажимает на сочные губы, и Реборн послушно впускает пальцы внутрь, обводит их языком, посасывает, и самое лучшее во всем этом – выражение лица, пожалуй, совершенно нереальное. Это и вправду почти как с женщиной, только вот в этот раз женщина – Реборн, и это возбуждает еще сильнее.
- Нравится? – спрашивает Колонелло, и ему, разумеется, никто не отвечает, но этого и не нужно. Видно же, что нравится.
Процесс увлажнения надоедает секунд через тридцать, сорок, а может через минуту или две, черт знает, но в какой-то момент Колонелло просто отнимает руку. Внизу Реборн подозрительно мягкий, пальцы входят в него не свободно, но легче, чем бывало раньше.
Это в последний раз – обещает себе Колонелло, и разводит пальцы, разминает тугую кожу, разводит ягодицы Реборна и он, кажется, бритый везде. Даже там.
- Ну что, можно? – спрашивает Колонелло, и на этот раз даже дожидается ответа – Реборн кивает, прогибаясь еще сильнее, выставляя себя напоказ.
Колонелло расстегивает ширинку, приспускает собственное белье и понимает, что в этот раз секс будет не слишком долог, его хватит минуты на две-три, никак не дольше.
Чуть растягивает дырку Реборна большими пальцами и толкается внутрь.
Реборн чуть стонет что-то на грани слышимости, но ему вовсе не плохо, кажется.
Ему хорошо.
Полоска ткани женских трусиков на светлой коже смотрится провокационно.
Реборн мягкий, гладкий, там внутри.
Колонелло проводит ладонями по обнаженным бедрам и толкается внутрь, пока мягко, но ритмично.
Голос у Реборна во время секса невозможный. Он в такие моменты всегда тихий, молчаливый даже, в отличие от ситуаций любого другого жизненного плана, но вот в эти минуты он все больше молчит. Только иногда, на особенно сильных толчках он стонет тихонько, почти поскуливает, но только почти.
Сейчас они в чужом доме, на задании, но Колонелло безумно хочется заставить его кричать, хоть и ясно заранее: Реборн и крики – дело мало совместимое.
Колонелло крепко держит его за бедра, сильно толкается вперед и ему безумно хорошо – вот так.
Он убирает ладонь с бедра и проводит ею по мокрому белью Реборна – член стоит каменно. Яички болезненно напряжены, кожа вокруг горит и Колонелло с удовольствием проводит ладонью по кружеву, сильно, с нажимом, но не пытаясь снять.
- Хорошо тебе? – спрашивает он, наклоняясь к уху Реборна.
- Иди на хер, - огрызается тот и это, пожалуй, справедливо, хотя иногда немного покладистости этому ублюдку не помешало бы.
И Колонелло крепко сжимает его член, вынуждая задохнуться от неожиданности, и толкается внутрь сильнее.
Реборн задышал тяжелее и прогнулся в спине еще немного, разводя сильнее ноги.
- Вижу, что хорошо, - самодовольно замечает Колонелло, звонко шлепнув его раскрытой ладонью по ягодице. На коже остался покрасневший след, а Реборн тихо застонал.
- Да, детка, - шепчет Колонелло, надрачивая Реборну член и ощущая, как ходит по краю лезвия.
Реборн и детка это все-таки не те понятия, которые стоит пересекать, но Реборн сжимает его так крепко, так хорошо, что просто невозможно удержаться.
Кружево под ладонью натирает немного болезненно и Колонелло все-таки приспускает немного белье и проводит пальцами по уздечке, ласкает мягко головку. Реборн почти задыхается, скребет ногтями по стене.
Колонелло толкается особенно сильно, и подол платья спадает со спины, прикрывая ягодицы.
- Черт, - говорит он. И неожиданно чувствует мокрое и липкое в своей ладони.
- Я почти все, - говорит Колонелло тихо, и растраханный, раскрасневшийся Реборн кивает вместо ответа.
Хватило минуты.
Как Колонелло добирался до кровати и почему до нее он добирался один – он помнил уже смутно. Было что-то в воспоминаниях связанное с Реборном, вытирающим влажной салфеткой между ног, кружевным бельем, закинутым под кровать, но все было как будто в очень другой реальности.
Стыдно признаваться, но вырубился он с первого же оргазма.
А утро встречает его уже закатом.
Какое-то не совсем утреннее утро. А еще Колонелло помнит абсолютно все, хотя не должен был помнить ничего.
Реборн в номере, в ванной не слишком громко шумит вода.
- Что ты подсыпал мне в вино, ублюдок?! – орет Колонелло, на что шум воды прекращается, а Реборн громко ржет вместо ответа.
Из ванной он выплывает ню.
Очень не хватает фигового листочка и его легендарного «Ренессанс!», но и так картина получается что надо.
- Пиздец, - шипит Колонелло. – Это был в последний раз, так и знай.
- Ага, - добродушно кивает Реборн.
А «последний раз» у них был юбилейный, двадцатый, и, кажется, даже если у Колонелло начнет получаться с Лар, разорвать то, что есть у них с Реборном, уже не выйдет. Даже если не понятно до конца что именно у них есть.
Мачо-ледокола они вчера так и не поймали.
- Как задание? – уточняет Колонелло, судорожно пытаясь не держать эту тему даже в мыслях – иногда казалось, что Реборн и их умеет читать.
- Отлично, - отзывается напарник. – В канаве. Разбирался с ним, пока ты набирался сил в чужом доме. А потом вызвал такси, с водителем отволокли тебя в машину, и вот ты здесь, а не в том жутком особняке. – Реборн брезгливо опускает уголок губ. – Безвкусица, - выносит он вердикт вчерашней вечеринке.
…а Реборн явно снова Реборн, от первого и до последнего шрама на крепком теле. Реборн жилистый, сильный, тощий. И с бритыми ногами.
- Так ты все-таки брил ноги! – вопит Колонелло, снова переводя стрелки разговора. То русло тоже было не очень, учитывая, что основную часть событий кое-кто бесстыдно продрых.
- Женщина должна быть женщиной, друг мой, - наставительно замечает Реборн и надевает трусы. Обычные мужские трусы, боксеры, и прыгает незадачливо на одной ноге – ткань прилипла к мокрой ноге и это несколько нелепо, совершенно не похоже на женщину, и, кажется, вчерашнее недозадание было чем-то вроде приятного сна.
Впрочем, даже этого зрелища Колонелло достаточно, чтобы ощутить болезненное напряжение в паху.
- Пиздец, - повторяет он. – Ненавижу тебя.
И кутается с головой под одеяло.
Реборн снова ржет, и продолжает прыгать на одной ноге.
Юбилейный двадцатый раз еще не отгремел, а двадцать первый, судя по ощущениям Колонелло, уже не за горами.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
воскресенье, 17 марта 2013
Безмятежная Тяпка
Макси писалось в катастрофические сроки, я вложил всего три тысячи слов, хотя мог бы наверное больше. Сперва хотел большого сурового Саваду, меня в итоге скорректировали на маленького няшного Занзаса. Получилось здорово 
Название: Время собирать камни
Пейринг: Занзас/Цуна
Рейтинг: NC-17
Жанр: экшн, романс
Краткое содержание: после смерти Девятого в мире всё пошло наперекосяк
Размер: 20 208 слов
Предупреждения: иногда люди умирают
А этому тексту просто не стоило присваивать гордый статус арбуз, потому что он точно не.
Название: С первой пули
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Персонажи: Занзас, Тсуна, Вария и Вонгола почти в полном составе
Жанр: стеб, крэк
Рейтинг: R
Предупреждение: автор наркоман, бгг
Размер: 7249
Краткое содержание: - Савада, ты что, издеваешься? – с досадой спросил Занзас.
И Тсуна рад был бы ответить что он совсем нет, но вместо этого почему-то потерял сознание.
А когда пришел в него снова, в его голове что-то уже опасно сместилось. (с)
читать дальшеЛюбовь вошла в его сердце вместе с пулей.
То есть, не в сердце, конечно, а парой сантиметров ниже, точно между лёгких. Вломилась в грудную клетку, быстрая, сильная, и Тсуна принял удар молча, потому что – так получилось – лопатками он упирался в крепкую спину и никак, просто никак не мог отойти.
— Какого хера! – заорал Занзас, над головой что-то бахнуло, грохнул выстрел, колени – когда только успел на них упасть – вымокли в крови, пиджак мгновенно стал красным. По воздуху живописно пролетела чья-то оторванная голова с обожжённой по краю кожей, Тсуна ещё успел подумать что он идиот, за кого это ему вздумалось отдавать жизнь, а потом грязный мокрый асфальт зашатался, и равновесие подло его оставило.
— Савада, ты что, издеваешься? – с досадой спросил Занзас.
И Тсуна рад был бы ответить, что он совсем нет, но вместо этого почему-то потерял сознание.
А когда пришёл в него снова, в его голове что-то уже опасно сместилось.
* * *
Рубашка определённо стала меньше, чем была в прошлый раз.
— Чёрт, – сообщил Тсуна в пространство, глянул расстроенно на узкие манжеты и принялся втискиваться внутрь.
— Вы уверены, что влезете? – спросил Ламбо, опасливо переминаясь с ноги на ногу. Рукава надсадно трещали.
— Нет, – ответил Тсуна, зацепившись ушами за воротник. – Ты что, побольше рубашки найти не мог?
— Не было больше. Эта самая-самая.
— Тогда почему я не могу в нее влезть? Учти, если нас поймает Гокудера, я свалю вину на тебя.
— Возможно, потому, что её следовало сперва расстегнуть, – сказал кто-то голосом Гокудеры, самым мрачным из всех имеющихся.
— Действительно, – пробурчал Тсуна не слишком внятно и выбрался из рубашки. Гокудера в дверях выжидательно приподнял брови. – Чёрт. Слушай, ты не мог бы сделать вид, что не заходил в палату?
— Нет?
— Послушай, ну ты же понимаешь. Белые стены, голодные медсёстры, страшные дядьки в халатах. Мне ужасно страшно здесь, Гокудера. Срочно нужно домой, дел по горло. И раз ты всё равно здесь, делись пиджаком. Я слишком толстый, – пожаловался Тсуна, тыкая указательным пальцем себе в пупок. – Смотри, сколько жира. Пора на диету.
Гокудера послушно посмотрел. Крепкий пресс с шестью кубиками посмотрел на него в ответ.
— Десятый, у вас прекрасная фигура. А рубашка мала, потому что это рубашка тупой коровы. Сам на день рождения ему дарил. Он у меня полгода клянчил официальный костюм.
— Ламбо, не грусти, – мгновенно исправился Тсуна. – Я подарю тебе ещё одну.
Тот в ответ согласно шмыгнул носом.
— И всё-таки я толстый.
Гокудера приподнял вопросительно бровь.
— И всё-таки, босс, – уточнил он, – куда это вы так торопитесь? Пулевое ранение, вам бы отлежаться.
— Не могу отлежаться. Нужно срочно решить один маленький вопрос, и он точно без меня не решится, так что я жду пиджак.
Тсуна требовательно протянул руку.
Гокудера приподнял вторую бровь.
— Штаны, видимо, вам не требуются? Так в одном пиджаке и будете рассекать по Италии?
— Я подумываю пойти без них. По идее, так эффект должен быть только лучше.
И вот тут-то Гокудера понял, что он чего-то не понял.
* * *
— По-моему отличный букет, как думаешь? – мечтательно спросил Тсуна, разглядывая белые лилии.
Букет пах просто ошеломительно вкусно с его точки зрения, хотя Гокудера его радужных надежд, признаться, не разделял.
— Кому это?
— Ты её не знаешь, – отмахнулся Тсуна.
Венецианское солнце угрожающе обжигало спину, столбики термометров подскакивали к градусам эдак сорока, а Тсуна ходил по улице в майке, шортах и голубенькой панамке, которые он вытребовал на правах больного человека, а ещё, как будто одной голубенькой панамки было мало, таскал за собой обливающегося потом и полностью экипированного деловым костюмом Гокудеру, увлечённо обнюхивая цветы.
Гокудера почти готов был проклясть тот день, когда сам напросился в правые руки, и даже не мог точно сказать, за что – за прогулку или за панамку.
— Босс, мне кажется, букет вы можете выбрать и сами, – и в голосе его вовсе не было жалобной мольбы.
— Нет. Мы берём этот, – сказал Тсуна на корявом итальянском стоящему за прилавком парнишке. – Гокудера, оплати, будь добр.
Гокудера горестно вздохнул и послушно потянулся за кошельком.
* * *
— Вам очень идёт, – кокетливо улыбнулась пышногрудая синьорина, подвигая свой монструозный бюст поближе к Тсуне и подмигивая огромным чёрным глазом – расплывшаяся тушь и мощные телеса придавали ей легкое сходство с тропической пандой.
— Вы думаете? – с сомнением переспросил Тсуна.
Панда с энтузиазмом закивала, пихая Гокудеру в бок – очевидно, не догадываясь пока, что здесь она не найдет союзника.
— Мне просто кажется, что тёмно-лиловый пойдет мне больше.
Глаза у Панды сделались страшные, слов для ответа не нашлось, зато нашлось желание прижать Тсуну к груди.
Тсуна был не против.
У Гокудеры, в отличие от лихой синьорины, не было ни туши, ни телес, но пандой он себя почему-то тоже ощущал. Наверняка ведь где-то глубоко в африканских лесах измученно ползают по деревьям такие же уставшие, помятые, истекающие потом панды. Не могут не ползать – глубоко в африканских лесах редко бывает меньше сорока градусов по Цельсию, да и шкуры их ничуть не уступают по натуральности шерсти костюму Гокудеры.
Пару часов назад, когда Хибари показывал ему свои подземные катакомбы, крайне забавно делая вид, что показывает их не ему, костюм был, кстати, как нельзя более уместен – выше десяти градусов температура там не поднималась.
Вот за свой комфорт при плюс десяти Гокудера теперь и расплачивался.
Видимо.
Потому что Гокудера, как и всякая ответственная правая рука, мог пережить всё. И даже босса в тёмно-лиловых бриджах, которые тот как раз примерял, плюс к ядовито-салатовой футболке, которую они уже приобрели, и чёрных дешёвых сланцах на босу ногу.
Задавать вопрос о причинах цветовой гаммы было как-то даже неловко.
Тсуна обо всём догадался сам.
— Это арбуз, – пояснил он, разглядывая бриджи. – Творческая импровизация. Люблю я арбузы, в общем, понимаешь? И давайте, наверное, что-нибудь покороче, эти слишком длинные.
Гокудера ничего не понял, но на всякий случай кивнул. Происходящее начинало всерьёз его беспокоить.
Как позже оказалось – не напрасно.
* * *
Пару часов назад ёбаный вечер обещал быть чудесным.
Маммон сегодня ровно в шесть утра укатила в закат на тачке Бельфегора, прихватив с собой чемодан налички и снайперскую винтовку, с неё саму ростом.
Бельфегор укатил следом, на тачке Сквало, сосредоточенно сверкая глазами. Занзас видел – забавная вышла сценка.
Кажется, Сквало, у которого увели любимый транспорт, порывался укатить следом, но, видимо, какие-то таинственные планы оказались важнее обожаемой Ауди Плюс, из возможных вариантов оставалась только тачка Леви, а на его танке даже Занзасу ездить было неудобно.
В невозможных оставалась, конечно, тачка Луссурии.
Но Луссурия всегда выделялся отличной фантазией и долгой памятью, так что даже Сквало, кредит доверия которого был больше, чем у всех остальных вместе взятых, пользоваться им слишком уж сильно не рисковал.
Короче, Сквало остался, несмотря на траурную морду, и никуда всё-таки не укатил.
Зато укатил пару часов спустя, нервно одергивая цивильную рубашку.
— Буду во вторник, – буркнул он, глядя на часы.
— На блядки съёбываешься? – светски осведомился Занзас, стараясь выглядеть понимающим и дипломатичным.
— Да пошёл ты, – огрызнулся Сквало и вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.
А следом, через час или около того – в дверь тихо поскрёбся печальный Леви, обнимающий здоровенную дорожную сумку как любимого плюшевого мишку.
— Тебе-то что? – мрачно уточнил Занзас, уже догадываясь, чего он хочет.
— Отпустите? – промямлил Леви. – Я скоро вернусь босс, честное слово, это ненадолго.
— Вали.
Леви протарахтел что-то невнятное, после чего горестно взвыл, вынес плечом дверь в кабинет, которая имела неосторожность открываться в обратную сторону, навернулся в коридоре лбом об стену и кубарем скатился с лестницы. Иногда Занзасу казалось, что этот кретин просто жаждет в его присутствии обо что-нибудь самоубиться, а иногда вовсе даже не казалось – действительно ведь жаждал.
И только непритязательный Луссурия просто взял и надел стринги, розовый лифчик третьего размера, зверские шпильки, накрасился вдвое хуже обычного и, слава мадонне, молча свалил в гей-бар.
Как только дверь за Луссурией закрылась, Занзас понял – вечер обязательно ему удастся. Нет, разумеется, оставались ещё Фран и Моска, но Моска был не особенно разговорчив, а Фран принципиально мотал нервы только наставникам, так что Занзас оказался в самом выгодном положении.
Это было счастье.
Сраный детский сад свалил куда-то в свои, страшно важные ебеня, оставив особняк в полном распоряжении Занзаса, и мир вокруг был симпатичен, горяч, ну и вообще охуенен.
Занзас даже сам, ногами, сходил в супермаркет. Ну вот захотелось, чтобы ногами и самому.
Долго и придирчиво выбирал рыбку посвежее, сырых кальмаров, с короткими толстенькими щупальцами. Отоварился ящиком отличного чешского пива.
На ноуте ждал своего часа охрененнный боевик, со стариком Ли в главной роли, хранимый в страшной тайне от патлатого засранца – будет же троллить, и от коварного пидараса – фантазии Луссурии опасался не только офицерский состав, но и сам командир, но это тоже была страшная тайна.
Короче, даже тёплое красное солнце и окружающая среда были чудесны сегодняшним вечером, а потому волновали Занзаса больше обычного. Он даже банку пива швырнул в урну, а не на проезжую часть, не достижение ли?
Вечер манил перспективами, искушал тишиной и покоем, дразнил воображение, и было бы, определённо, расточительством потратить первый выходной за последние месяцы на проституток. Другое дело – пиво, боевик и отличное настроение. Занзас даже собирался болеть. Ну то есть понятно, что Ли всех сделает, но нельзя не болеть за старика Ли, это же неприлично.
Надо сказать, Занзас не ждал от этой жизни слишком многого. Время от времени такого скромного вечера с крайне строгим набором развлечений было вполне достаточно, чтобы почувствовать себя живым белым человеком, а не варийским негром, впахивающим на благо репутации. Но зато и ждал таких моментов Занзас крайне настойчиво. И готовился, и клялся и божился, что пристрелит каждого, кто осмелится вечеру помешать.
Божился, к слову, вовсе не потому, что был плохим парнем или что-то ещё в этом роде.
Просто Занзас очень любил выходные.
В общем, чистая улица, по самые черепицы домов налитая закатом, прохожие – приятно редкие и так же приятно молчаливые – жизнь Занзаса была прекрасна в эту благодушную секунду.
Потому то, в общем, неудивительно, что Саваду Тсунаёши на ступеньках перед особняком, в зеленой майке, красных шортах, с веником из белых лилий и с ёбаным тортиком в руках, благодушный Занзас, мысленно уже включающий ноутбук у себя в спальне и откупоривающий бутылочку пива о край стола, не воспринял хорошим знаком.
* * *
Занзас светился.
Возможно, с сердцем, с глазами – или, как вариант, с головой – Тсуны и вправду что-то случилось, а может быть, что-то стало с глазами, но он готов был поклясться, что сам Занзас светился, а мир вокруг него как-то расплывался, не давался взгляду.
Руку оттягивал тяжёлый, трехкилограммовый торт, букет он для маневренности зажал под мышкой, а Занзас был весь в каком-то сверкающем алом зареве, удивительно красивый, очаровательно безопасный в своих чёрных шортах и резиновых шлёпках.
Идеальная картина.
— Привет, – немного зачарованно поздоровался Тсуна. Спохватился, вытащил свободной рукой букет и протянул его Занзасу.
— Это же мне, правда, – нервно отозвался тот, сжимая ручки пакетов. Из пакетов жалобно торчали обвисшие щупальца.
— Почему не тебе? Тебе.
— Какой-то кретин тебе велел поздравить меня с сегодня с каким-то охрененным праздником? – спросил Занзас, глядя на Тсуну со странным не то опасением, не то подозрением.
— Я абсолютно здоров, – поспешил уверить Тсуна. – И это не в честь дня рождения. Это просто так.
— Просто так, – повторил Занзас. – Ты припёрся, чтобы отдать мне цветы и торт. Просто так.
— Конечно.
— Ты пришёл и хочешь отдать мне белый веник и сраный торт.
— Он не сраный, – обиделся Тсуна. – Я сам выбирал. Вкусный, честное слово.
Его внутренний мир опасно покачивался в такт с дыханием Занзаса, и это было немного непривычно, но ужасно приятно. Сердце, кажется, билось в том же ритме или, по крайней мере, страшно хотело в него попасть. А Тсуна хотел, чтобы оно попало.
— Ладно. Я понял, – сказал Занзас и Тсуне показалось почему-то, что он злится.
Ну а потом Занзас поднял руку, внутренний мир покачнулся сильнее, чем до того, воздух вокруг наполнился яростью, перед глазами встал огненный столб, в котором ослепительно ярко сверкала крепкая фигура в шортах и резиновых сланцах.
А потом Тсуна снова потерял сознание.
* * *
— Вырубился, – с удивлением констатировал Занзас и легонько пнул слегка подрумяненное тело. Расплавленный тортик лежал рядышком, веник догорал на асфальте. Настроение выпить пива, покушать кальмаров и посмотреть боевичок безвозвратно ушло – его спугнул кретин Савада.
Теперь пришло желание драться, но противник лежал полудохлой рыбиной, на лице его расплывалась блаженная улыбка, и что-то определённо шло не так, как задумано.
— Чёрт, – буркнул Занзас и пнул тело ещё разок, посильнее.
Наверное, ему следовало заподозрить неладное ещё тогда.
Тортики просто так не носят, особенно трёхкилограммовые, особенно имея отношения столь непростые, особенно вместе с цветами. Конечно, зная Саваду Тсунаёши, трудно было предсказать, насколько безумна будет очередная идея, пришедшая в его дивную голову, но всё-таки, цветы и букет? Ну-ну.
Но в голове Занзаса тогда вертелись волчком только загубленные выходные и тупой Савада с его тупыми мозгами.
Занзас никак не мог знать, что ожидает его в будущем, когда тупой Савада откроет глаза в своем родном особняке, с мокрым полотенцем на лбу и Идеей.
* * *
— У меня есть Идея, – сообщил Тсуна, едва открыв глаза.
— О господи, босс, – вздохнул Гокудера, отнимая полотенце. – Что вам снова пришло в голову?
— Долгосрочная осада. Это то, что нам поможет.
— Мы собираемся с кем-то воевать?
— Мы – нет. А я – да.
— С вами что-то странное творится последние сутки, если честно…
— Нет, – отрезал Тсуна. И лихой пичугой слетел с дивана прямиком на пол, лицом впечатавшись в дерево.
Гокудера тяжело вздохнул.
— Ну рассказывайте, что ещё за идея.
Когда Тсуна поднял голову, глаза его горели знанием.
Идея пришла неожиданно – в тот момент, когда Занзас обрушил на него поток пламени ярости. Яркая, как рассвет, и такая же сильная. Если не получается взять лагерь нахрапом, его нужно окружить, оставить без еды и воды и подождать, пока он сам не сдастся на милость победителя.
Примерно это и услышал Гокудера, когда Тсуна вскарабкался назад на диван.
— Хорошо, – осторожно согласился он. – А к нам это какое имеет отношения?
— Самое прямое.
— Было бы неплохо получить чуть больше подробностей.
— Получишь, – пообещал Тсуна. – Когда у меня будет чуть больше деталей.
* * *
— Что здесь делает Ямамото, босс? – спросил обречённый уже Гокудера, пока ещё не до конца ощущающий этой обречённости степень.
Судя по виду, Ямамото ничего не делал. Он сидел на диване рядом с Тсуной, улыбался своей кретинской улыбочкой, вёл себя в целом как обычно, но это вовсе был не повод не паниковать. По сути, Ямамото был единственным человеком, которые все безумные идеи Десятого мог сделать ещё безумнее. Гокудеру это, признаться, немного пугало, но сделать что-то с Ямамото, который уже пришёл, уже развалился на диване и уже приготовился помогать советом, было не совсем реально.
— Помогает мне в составлении плана мероприятий.
— Поверь, ты обратился по адресу, Тсуна. Никто лучше меня не знает, как закадрить цыпочку, – развязно подмигнул боссу Ямамото, устраивая руку у него на плече.
— Скажешь мне то же самое, когда закадришь Гокудеру, – подмигнул в ответ Тсуна.
— Ты всегда умеешь поднять настроение, – отозвался Ямамото, заметно скиснув.
— Ну, с Гокудерой я всегда готов тебе помочь, – сообщил Тсуна томным шёпотом ему на ушко.
Гокудера почувствовал, как его собственные уши загорелись, и со смешанным чувством погладил пальцами переносицу.
Это был его личный, усечённый вариант фейспалма.
— Заткнитесь, пожалуйста, оба, – попросил он с чувством.
Ямамото развязно подмигнул и ему тоже, а чертов босс изъявил желание погладить его по коленке.
— Идиоты, – буркнул Гокудера, падая рядом с Тсуной на диван.
— Неправда, – возразил Ямамото. – Я не идиот.
— Неправда, – неубедительно вторил ему Тсуна, – я тоже.
— Скажи мне хотя бы, какая у нас задача, – устало вздохнул Гокудера, не отнимая пальцев от переносицы. Что-то подсказывало, что далеко фейспалм ему убирать не придётся.
* * *
Сквало всегда был исполнительным парнем.
Вернее, так Занзас всегда считал.
Вернее, не то чтобы он первым рвался выполнять приказы или хоть сколько-нибудь слушал, что говорят ему умные люди – вечно на пулю в лоб нарывается, чертов сукин сын – но уже полученные указания выполнял всегда строго и методично.
Десять лет назад на право давать Сквало указания у Занзаса была монополия.
Но с некоторых пор бесстыжий патлатый мусор обзавелся отвратной привычкой общаться с вонголятами.
И, как показывала практика, вонголята на своих общателей оказывали отвратное влияние.
Вот как сейчас.
— Что это? – спросил Занзас.
«Это» выглядело дорогим, раздражающе розовым, а ещё было перетянуто романтичной белой ленточкой вокруг стеблей.
Где-то в отдалённых мечтах Занзаса маячило совсем другое воскресное утро. Где-то глубоко внутри Занзас уже начинал ощущать подвох и тонкую связь с так и не сложившейся пятницей.
В нём – то есть в том, другом воскресном утре – Сквало приволок ему здоровенный кусок бекона и бутылку пива на завтрак, принёс ноутбук в постель и дальновидно свалил, обеспечив боссу отличное начало отличного дня.
В этих мечтах определённо не было букета сраных розовых роз. Как минимум потому, что розы несъедобны. Как максимум потому, что какой кретин вообще будет дарить Занзасу розы?
Сквало посмотрел на букет у себя в руках, как будто тоже видел его впервые.
— Цветы, босс?
— Отлично, мусор. Цветы – это прекрасно. Ты мне скажи, какого хуя ты их сюда припёр?
Лицо Сквало омрачилось подобием мыслительного процесса.
— Я слушаю, – поторопил Занзас.
— Ну, мелкий спросил вчера, какие тебе нравятся цветы. А сегодня попросил их тебе передать.
Занзас потёр ладонью лицо.
— То есть, для начала, ты сказал ему, что мне нравятся розы? Блядские розовые розы? А потом спокойно взял и притащил сюда, потому что тебя попросил этот ёбаный мелкий утырок? И ничего в этой логической цепочке не кажется тебе странным?
— Ну, по крайней мере, там точно нет бомбы.
— Ты не отделаешься стаканом виски в голову. Сегодня я спущу тебя с балкона. Вниз головой, – пообещал Занзас, поднимаясь с кровати. – Готовься, мусор.
Безнадёжно раннее воскресное утро в особняке началось с диких воплей – да будет проклята лужёная глотка Сквало, и дорогих роз, забытых на рабочем столе.
И если к воплям Занзас уже давно привык, а от спускания подчинённого по лестнице суровыми начальственными пинками даже получал некое изощрённое удовольствие, то за розы определённо кому-то нужно было ответить.
* * *
Ночь с субботы на воскресенье для Гокудеры была ужасна.
Десятый мирно сопел на коротком диванчике в своём кабинете, наотрез отказавшись покинуть штаб, Ямамото из солидарности отказался тоже и сопел на своём, правда, у хитрожопого Ямамото, в отличие от Десятого, в кабинете диванчик был очень даже раскладной и вполне удобный – Гокудера там когда-то тоже дрых, свой завести было всё как-то не с руки.
Короче, товарищи стратеги давили подушки и нарушали тонкую ночную тишину своим басовитым похрапыванием – Ямамото, и чёткой разборчивой речью – с некоторых пор Десятый даже во сне бодро отдавал подчиненным ценные указания.
Так вот, товарищи бесстыжие стратеги дрыхли, а Гокудера проводил одну из самых ужасных ночей за последние эдак полгода.
Во-первых, он не мог уснуть.
Вот не мог, и всё.
Явно какая-то сволочь подсыпала что-то не то в его любимый кофе, и Гокудера даже знал бы, кого из двух присутствующих ему обвинить, но, увы, кофе он себе делал сам, и пил его тоже в одиночестве, раздумывая о способах психологического воздействия и возможностях похищения настоящего Десятого инопланетянами. Ещё он думал о лёгком членовредительстве – Ямамото с его замашками было бы даже не жаль, но пока раздумья носили чисто теоретический характер.
Во-вторых, мало того что он не мог уснуть, так он ещё и размышлял. Не только о братоубийстве, к слову, о нет, он думал по-настоящему. К примеру, о Сквало, который мог появиться на пороге сицилийской штаб-квартиры в любую минуту. Мог бы, конечно, и Занзас заявиться, но он – чёртов сукин сын – наверняка счёл бы это ниже своего достоинства. Поэтому да, Сквало.
Конечно же, Гокудера Сквало не боялся. Гокудера вообще никого и ничего не боялся. С другой стороны, раньше ему не приходилось участвовать в соблазнении босса Варии, и цветы ему покупать тоже не приходилось, потому рассуждать о масштабах последствий ему было несколько… ну. Неловко ему было, в общем.
В-третьих, Гокудера был страшно ответственным парнем, как и всякая несчастная правая рука. Он просто не мог взять и проигнорировать приказ босса, каким бы глупым его ни считал. Задача была поставлена, цели намечены, нельзя было просто взять и не начать разрабатывать пошаговую стратегию, когда босс сказал – надо.
И Гокудера разрабатывал. Он не спал все те двенадцать часов, которые выделил себе на сон Ямамото, и даже те семь, которые проспал босс, он не употребил по назначению, нет.
Гокудера творил. Творил вдохновенно и быстро, старательно подавляя в себе мысли о том, что Занзас на всё происходящее скажет, а самое главное – что он по этому поводу сделает.
Гокудера намечал пункты, подпункты, выделял опорные точки и промежуточные варианты, даже строил схемы и проектировал варианты развития событий, правда, так и не смог представить, чтобы хотя бы один из них увенчался успехом, но приказ босса есть приказ босса. Конечно, у них был ещё один план – крайне запасной и основанный на опыте Ямамото в соблазнении женщин, но что-то подсказывало Гокудере, что тактика «цветы и конфеты» не сработает.
Потому то он и провёл эту ужасную ночь, собирая сведения, раздумывая об отданных Сквало розах и о том, как бы сделать вид, что на самом деле он в этом не участвовал.
Как показала практика, хернёй он маялся зря.
Как бы ни была ужасна ночь Гокудеры, его воскресное утро стало ещё ужаснее.
— Сквало обиделся, – безмятежно сообщил Ямамото за чашечкой кофе. – Занзасу не понравились розы.
Босс, который до сих пор светился теплом и надеждой, заметно от этого известия сник.
— Почему не понравились, он же их любит, – сказал он обиженным тоном и даже отставил чашечку с любимым капуччино.
— Не расстраивайтесь, Десятый, – поторопился вступить в диалог Гокудера, укладывая на стол перед боссом пухлую папку. – Я уже подумал, что можно сделать, у меня есть пара интересных вариантов, посмотри вот в этой папочке и…
— Но я не хочу другие варианты, – огорчился Тсуна ещё сильнее и мечтательно уставился в пространство.
Волосы на затылке Гокудеры встали дыбом.
Если до сих пор оставался минимальный шанс на то, что Десятый просто шутит, то это выражение лица убедило его окончательно. Какие уж тут шутки, когда из ушей скоро полезет радуга, а в глазах звездочки в натуральную величину.
— Может быть, вы всё-таки передумаете на этот счёт? – спросил он на всякий случай, уже зная ответ.
— Я не сдамся! – ответил Десятый, поднимаясь из-за стола.
— Правильно, Тсуна! – поднялся следом Ямамото. – Начнем с пива.
— Вы оба чокнулись, – мрачно сообщил Гокудера, огорчённо забирая папку назад. Ночь впустую, труды насмарку, Сквало обижен, Десятый сошёл с ума, Ямамото кретин, но это ни для кого не новость. – И какое это пиво, а? Споить Десятого хочешь?
— Ничего-то ты не понимаешь, Гокудера, – подмигнул Ямамото. – Это усечённый вариант шампанского.
Ужасно хотелось спросить, что он вообще делает здесь, среди этих горящих воодушевлением людей – на язык просилось куда более ёмкое слово «кретин», но Гокудера сдержался – но кроме людей, спросить было не у кого, поэтому пришлось промолчать.
Наверняка у Десятого это временное и скоро пройдёт.
* * *
По жизни Занзас был чрезвычайно терпеливым человеком.
То, что торт, притащенный Сквало, он размазал тонким слоем по стенам собственной спальни, было чистой воды недоразумением, к тому же спальню после этого ему пришлось сменить. Чёртов Савада с его идиотскими идеями, из-за которого он оставил в одиночестве собственную постель.
В любом случае, Занзас, помимо того, что был человеком терпеливым, умел ещё и учиться на своих ошибках.
Потому коробку конфет, каким-то образом оказавшуюся в его комнате, он перенёс куда более философски и даже употребил по назначению – о голову Сквало. Пиво в качестве подношения было принято вполне благосклонно, а румяную поджаренную утку, сочащуюся ароматным соком, снятую с огня явно минут пятнадцать назад и принесенную – крайне предусмотрительно – простым разносчиком пиццы, Занзас даже не нашёл в себе сил отдать на кухню. Курица пострадала немедленно, разделана была вручную и изничтожена, как самый страшный враг, практически мгновенно.
Видимо, Савада знал о нём всё-таки больше, чем можно было подумать.
Признаться, после молодого дикого поросёнка, под лимонным соусом и с печёным яблоком во рту, Занзас даже начал думать что всё, возможно, не так уж и плохо, и от ебанутого Савады есть свои плюсы, и всё, быть может, закончилось бы хорошо, если бы не одно «но».
Это проклятое «но» всегда стоит перед людьми, которые нежно привязаны к своему креслу, кровати, стулу, молочным поросятам, уткам по-пекински, чешскому пиву и сидячему образу жизни.
Спустя неделю после начала упорной и плодотворной осады Занзас не смог застегнуть на себе брюки.
* * *
— Какого хрена? – проорал Сквало, уворачиваясь от летящей в него вазы. – Ты совсем охуел, что ли, кретин, так же и убить можно!
— Ещё раз притащишь мне херню, которую тебе сует твой маленький ублюдок, и я затолкаю её тебе в рот через задницу, понял?! – ответил Занзас в том же тоне и не слишком интеллигентно швырнул в Сквало ещё одну вазу.
Варийский китель сиротливо лежал на столе и оптимизма не добавлял.
* * *
— Всё провалилось, – вздохнул Тсуна расстроенно.
Из мобильного телефона уже не неслись крики и проклятия Сквало, который сидел в больнице с переломом последней живой кисти, но что-то подсказывало, что, во-первых, помогать он больше не будет, а во-вторых, Занзасу не понравилась тактика.
Ну и в-третьих, пора было сменить лазутчика.
* * *
— Я тебе заплачу, – сказал Тсуна, стоило только Маммон переступить порог его кабинета.
— Сколько? – немедленно отбила Маммон.
— Назови сумму, и я тебе заплачу
Маммон посмотрела на него презрительно.
Под хитрым жадным правым глазом лиловел здоровеный синяк, губа оказалась разбита, и Тсуна с трудом подавил в себе желание уточнить, с какой лестницы она упала.
— Я могу попросить Кёко одолжить тебе тональник, – намекнул Тсуна, пока Маммон искала в карманах бумагу и ручку и старательно выписывала на бумаге нолики.
— Ещё один намёк в таком духе, и я удвою счёт, – пригрозила она, не поднимая на него глаз.
Маленькая, хищная, жадная девочка, подумал Тсуна, но благоразумно промолчал. Занзас в его голове уже лежал в его кровати, и ради этого многое можно было потерпеть.
Но Маммон, возможно, Бельфегору стоило бы отшлепать. Если не в сексуальных целях, так хоть в воспитательных.
Возможно, Тсуне, в последнее время ставшему несколько более кровожадным, стоило бы отшлёпать её самому. Но Занзас в кровати сильно отвлекал от мстительных измышлений.
— Я молчу, – Тсуна примирительно поднял руки вверх и натянуто улыбнулся.
Маммон бросила на него взгляд, слишком высокомерный для человека ростом в восемьдесят сантиметров, и протянула ему бумажку.
Тсуна глянул на неё мельком и тут же отвернулся, чувствуя, как мгновенно и тревожно закололо сердце.
— Сколько? – уточнил он сипло, надеясь, что просто не так разглядел.
— Ты правильно всё увидел, – оскалилась Маммон.
…но если с этой стервы не будет никакого толку, Тсуна точно подкинет Бельфегору идею воспитательной порки.
* * *
На Десятый день Занзас проснулся по уши в деньгах.
Он был ими усыпан, усеян, он был в них похоронен, что впрочем, не помешало ему сообразить, что делать и кто именно сейчас получит.
Занзас быстро нашарил телефон на тумбочке, не глядя набрал номер.
— У тебя десять секунд, чтобы прийти сюда и убрать с меня всю эту хуйню.
Сквало в трубке вздохнул тяжело.
В последнее время ему не везло больше других.
* * *
— Босс сел на диету, – прогудел Леви. – Отказывается нормально питаться. Даже виски больше не пьет. Сказал, пока штаны не застегну, никакой еды.
— Думаю, он сказал немного по-другому, – заметил Тсуна с несвойственной ему проницательностью.
— Боссу нужно беречь нервы, – наставительно заметил Леви, поднимаясь из кресла для посетителей во весь свой грандиозный рост.
Выходя за дверь, он чуть не задел головой косяк.
Так даже лучше, что он отказался помогать, нервно подумал Тсуна.
У него всё равно ещё оставался самый последний, крайний вариант, который точно должен был сработать.
* * *
— Зачем звал? – уточнил Луссурия, придерживая дужку очков двумя пальцами и глядя на Тсуну поверх затемнённых стёкол острым взглядом.
Признаться, из всех офицеров Варии Луссурия в качестве лазутчика нравился Тсуне меньше всего.
Дело было даже не в том, что он при каждом удобном случае лапал Рёхея за задницу, хотя и по этой причине тоже, к чему скрывать. Дело было скорее в том, что ничья задница, не только Рёхея, в присутствии Луссурии не могла чувствовать себя в безопасности.
Тсуна даже подозревал, что сам Занзас не чувствовал себя в безопасности в присутствии Луссурии, но проверить теорию не было никакой возможности – в присутствии посторонних Вария свои внутрисемейные отношения не демонстрировала.
Кстати, очень зря.
— Ну, – поторопил Луссурия, – так зачем звал?
— Нужна помощь, – серьёзно ответил Тсуна. – Я перехожу к тяжёлой артиллерии.
* * *
— И каков план действий? – уныло уточнил Гокудера, глядя на Луссурию.
Глаза Луссурии были скрыты за стёклами очков, но что-то подсказывало, что ничего хорошего это выражение Гокудере не сулит.
— Ну, сам знаешь, я прихожу, когда не к кому больше обратиться, – хмыкнул Луссурия. – И поверь мне, я со своей задачей справлюсь.
В том, что Луссурия справится, у Гокудеры сомнений не было. Вот только присутствовать при этом у него не было ни малейшего желания – но Десятый, Десятый же! Гокудера скрипнул зубами и наклонил голову в знак согласия.
— Мы явно сработаемся, – хмыкнул засранец Луссурия.
И замолчал. В принципе, Луссурия, который молчит, был лучше Луссурии, который открывает рот, но Гокудера просто не смог заткнуть себя вовремя и всё-таки спросил:
— Так куда пойдем?
Хищный оскал, который достался ему от Луссурии, заставил Гокудеру вздрогнуть.
Его провели тремя заброшенными переулками, пятью расшатанными мостиками с опасно зияющими прорехами (Гокудера из последних сил держался, чтобы не вцепиться в руку Луссурии, вальсировавшего по предсмертно скрипящим доскам, как подхваченное ветром разноцветное пёрышко) и одной мусорной свалкой, после которой он начисто лишился обоняния. Впрочем, это избавило его от приторно-сладких духов Луссурии, так что, переступая порог нужного заведения, Гокудера даже немного воспрял духом.
До тех пор, пока не увидел вывеску над вполне симпатичной, правда, несколько широкоплечей девушкой за прилавком.
А когда увидел, к горлу немедленно подступила нежданная дурнота. В какой-то момент Гокудера почти почувствовал себя чувствительной барышней, готовой красиво упасть в обморок на руки кавалера, но потом припомнил, кто сегодня кавалер, осознал, что сам не барышня, и твёрдо посмотрел девушке за прилавком в красивые накрашенные глаза.
Или, судя по ширине плеч, не совсем девушке.
Гокудера сглотнул.
Луссурия посмотрел на него своими устрашающими очками, подошел, к, ээ, условной девушке и заговорил с ней на чистейшем английском, в котором Гокудера был, простите, ни бельмеса.
Условная девушка кивала с озабоченным лицом, делала пометки в блокноте и изредка косилась на Гокудеру так, что тому хотелось провалиться под землю – вот только заведение это и так было полуподвальным, и по здравому рассуждению Гокудера смирился с тем, что падать ниже было уже некуда – во всех смыслах.
— Так что мы хотим? – обратился к нему Луссурия уже на итальянском.
На какую-то секунду Гокудере показалось, что очки Луссурии ему показались.
— Да мне-то откуда знать, ты сам нас сюда притащил, – ответил он нервно.
— Ладно, – кивнул Луссурия и снова обратил внимание на девицу за прилавком.
— Два комплекта, пожалуйста.
Девица радостно замотала головой и вышла из-за своей стойки. И вот тут-то и стало окончательно ясно, что девица вовсе и не девица. Потому что, во-первых, девица носила джинсы в практически ущемляющую облипку, а во-вторых, членов такого размера у девиц не бывает.
И член этот был нацелен прямо на Гокудеру. По крайней мере, так ему показалось.
Гокудера судорожно сглотнул и всё-таки вцепился в локоть Луссурии.
— Ну, малыш, не будь так настойчив, – промурлыкал Луссурия ему прямо в ухо.
Живым не выйду – понял Гокудера. Но мужественно смолчал.
Луссурия, кажется, глянул на него одобрительно, по крайней мере, уголки губ приподнялись в вовсе даже не коварной улыбке.
Продавщица – продавец, отчаянно поправил себя Гокудера, продавец! – вынырнул обратно из сумрака с подозрительной формы свёртком в руках. Прощебетав что-то на английском, он вручил его Луссурии и вопросительно уставился на посетителей. Выжидательно даже, подумал Гокудера. Пожалуй, даже в некоторой степени зловеще.
Или даже в очень большой степени.
— Этот очаровательный молодой человек интересуется, не хотим ли мы примерить покупку.
В первый момент Гокудера подумал, что ослышался.
— Повтори, пожалуйста, – попросил он предельно вежливо, медленно, очень осторожно отнимая руку от локтя Луссурии.
А в следующую секунду его затолкали в примерочную – чёрт, какого хрена в таких местах есть примерочные?! – и следующие минут пятнадцать своей жизни Гокудера предпочел бы не вспоминать.
— Больше никогда, – твёрдо сказал Гокудера Тсуне, когда вернулся, весь истисканный, с помятой одеждой и заветным пакетиком из секс-шопа.
Из пакетика кокетливо торчал затейливый заячий хвостик.
Иногда Гокудера и в самом деле ненавидел тот день, когда решил стать правой рукой.
* * *
С пакетиком Тсуна решил прийти к Занзасу сам. Ну, понимаете, нельзя так просто дать анальный вибратор Луссурии, Занзас ведь такой лакомый, беззащитный кусочек, а вдруг Луссурия решит воспользоваться покупкой сам?
Не то чтобы Тсуна сам собирался им воспользоваться.
Конечно, Тсуна не собирался
Ну то есть собирался, но не сейчас. Не на их первом свидании. Тсуна всегда считал, что на первом может быть только поцелуй.
Нельзя начинать отношения с анального вибратора.
Опять же, не то чтобы Тсуне не хотелось, просто тогда вряд ли у них с Занзасом получилась бы большая и чистая любовь. Да, пожалуй, большая и чистая любовь у них не получилась бы при любом раскладе, но этот тонкий момент Тсуна предпочитал игнорировать.
Сегодня он просто шёл делать что-то вроде предложения руки и сердца на понятном Занзасу языке. Чем не счастливое памятное событие?
* * *
То, что Савада Тсунаёши наконец-то чокнулся, весь офицерский состав знал доподлинно – они сами видели, некоторым за это зрелище даже заплатили, большинство попалось на крючок дружеских отношений, но даже бесплатно на чокнутого Саваду Тсунаёши стоит посмотреть.
На него уже успели поглазеть все. Чёртов Сквало, толстяк Леви, мелкая сучка, один пидарас и даже чёртов босс заценили.
Один только Бельфегор так и остался в печальном одиноком неведении.
Поэтому Бельфегор дулся.
Нет, конечно, на самом деле Их Высочества Принцы не могут дуться, они могут только выражать свое неодобрение действиям глупых подчиненных.
И Бельфегор не дулся, но с Маммон отказывался разговаривать, пока она не покажет ему сумасшедшего Саваду Тсунаёши.
Маммон подленько хихикала, пересчитывая заработанные бабки, и вообще вела себя недостойно девушки и аркобалено.
Мелкая, подлая, бесстыжая сучка.
На неё Бельфегор не-дулся особенно сильно.
Словом, всё вокруг было несправедливым, мир был жесток, и на крыле любимой Феррари ждала своего часа грандиозная вмятина – ещё одна причина, по которой Маммон стоило бы открутить ее мелкую головёшку.
И всё у Бельфегора было плохо.
Долго было плохо, чуть больше недели.
А потом и под его окном перевернулся грузовик, то есть Савада Тсунаёши, который, по быстро плодящимся слухам, обзавелся шизофренией, туберкулёзом и одним лишним членом.
Разумеется, Бельфегор просто не мог взять и пропустить всё веселье.
Знаете, несмотря на то что Савада Тсунаёши был, ни много ни мало, боссом Вонголы, он был ещё и очень славным парнем. Ну, то есть, он переводил старушек через дорогу, переводил деньги бедным голодным детишкам из Конго, переводил стрелки от Вонголы к Варии и занимался множеством других интересных вещей, частью которых боссу Вонголы заниматься положено, а частью нет. Так вот, когда Саваду Тсунаёши просили что-то сделать, он редко отвечал отказом.
Наверное, в этом случае сработало то самое пресловутое «хороший парень».
Бельфегор выплыл из-за поворота неожиданно.
Выплыл, стукнулся лбом о его лоб. Проорал:
¬— Смотри себе под ноги, придурок! – и пошёл дальше, помахивая точно таким же пакетиком, с которым пришёл сам Тсуна.
Вернее, вообще с тем же.
Тсуна моргнул и с некоторым трудом разглядел сквозь белый целлофан заячий хвостик. Удивился.
И пошёл дальше по коридору, ища кабинет Занзаса. Даже спустя годы он всё ещё слабо ориентировался в здешних лабиринтах.
А с пакетом – ну бог с ним, может быть, Бельфегору нужнее. Тсуна себе ещё приобретет, в конце концов, для Занзаса ничего не жалко.
Немного обидно, что подарка у него больше не было, но нельзя же упустить шанс повидать Занзаса, раз уж пришёл!
Кабинет обнаружился в западном крыле, с той же обшарпанной дверью, с теми же дырками от пуль, и всё это было таким родным и близким, что Тсуна просто не смог удержаться – распахнул дверь настежь, в едином порыве!..
И обнаружил за ней Бельфегора, который бесстыдно пользовал его признание в любви самым непристойным образом.
Под дулом береты.
— Зачем ты так? – грустно спросил Тсуна, глядя на выражение лица Занзаса.
Лицо выражало полнейший ахуй.
На Бельфегора Тсуна не смотрел – мало того, что засранец вибраторы Занзаса украл, он их ещё и использовал не по назначению!
— Савада, ты не охуел? – удивительно мягко уточнил Занзас.
Тсуна посмотрел обиженно, развернулся и хлопнул дверью кабинета.
— Ну вот и какого хуя это было? – разъярённо спросил Занзас, тыкая в Бельфегора береттой.
Тот пожал плечами в ответ, всего лишь внимательно разглядывая утолщение на головке взглядом не то знатока, не то исследователя.
— По-моему, это он вам в подарок принес, босс, – бросил он, пытаясь на глаз оценить размеры.
— Мне?
— Ага. Говорю вам, босс, он просто на вас запал. Думаете, это всё спроста? Думаете, он вам просто так то еду, то цветы, то деньги присылает? Он ухаживать за вами пытается.
— Ну всё, доухаживался, – хищно заметил Занзас и снял берету с предохранителя.
* * *
Тсуна снова собирался прийти к нему сам. Он правда собирался, он уже купил новый комплект признаний, хоть и смущался немного после прошлого фиаско; успел одеться, влезть в новые ботинки, успел отдышаться перед выходом, он вообще многое успел, но Занзас – этот чёртов сукин сын, которому плевать на чужие планы, намерения, ему вообще на всё плевать.
Он пришёл к нему сам, первым.
Пришёл, привёл следом свою Варию, и стоял теперь на ступенях особняка, крича что-то явно нецензурное в окна жилой части здания.
Любовь эта, смешная, нелепая, пришла к Тсуне вместе с одной-единственной пулей, которой могло бы и не быть, как могло бы не быть любви, сейчас это было Тсуне окончательно ясно, особенно чётко, когда он видел чуть округлившиеся бёдра и отъевшиеся пухлые щеки, не замеченные почему-то в прошлый раз.
За дверь Тсуна вышел как зачарованный.
Шёл по коридорам как зомби, не слишком разумный и очень влюблённый.
Открыл тяжёлую парадную дверь.
...Третий раз за последнее время Тсуна видел Занзаса так близко, и это было даже к лучшему, потому что внутри всё тут же зашаталось, задрожало, завалилось набок, как Вавилонская башня, и камнями осыпалось вниз, к черту, и можно было простить даже Бельфегора, который лапал симпатичный чёрный – Занзасов – дилдо.
Короче, внутри Тсуны наступил маленький конец света, и Занзасу для этого даже делать ничего не пришлось, достаточно было просто эпично стоять на фоне заката, как и в позапрошлый раз, и лучше бы во всём был виноват слишком прекрасный закат, а не слишком прекрасный Занзас, но Тсуна ведь тоже не идиот.
Он не настолько обожал живую природу, чтобы при виде неё впадать в экстаз.
Занзас стоял на ступеньках, орал что-то не совсем пристойное, на ступень ниже что-то не совсем пристойное орал Сквало, там же скромно молчал Луссурия, который сыграл не последнюю роль, не менее скромно молчал рядом с ним Ямамото – а этот-то как там оказался?
Все остальные быстро подтягивались с разных сторон, кто-то из лимузина Варии, кто-то со двора, скандал набирал обороты, и идиот Тсуна мог происходящему только блаженно внимать.
— Ага! – проорал Занзас, когда наконец его заметил.
— Ага, – кивнул с нежной улыбкой Тсуна и на секундочку самому себе захотел врезать за откровенно влюблённые глаза.
Но не врезал.
За него это сделал Занзас.
Очень злой, разъярённый даже Занзас, с аппетитным бедром, полными щёчками, ужасно милый, и заячий хвостик ему бы наверняка пошёл.
Если бы Тсуна всё, что успел подумать, сказал вслух – для него бы на этом всё и закончилось. То есть – совсем, имеется в виду. Навсегда закончилось бы.
Но он не успел. Поэтому его просто откинуло назад на тяжёлую дверь и основательно вырубило.
* * *
— Ну и что с тобой делать? – со вздохом спросил Занзас.
Тсуна открыл глаза.
Спине было мягко, тепло, над головой горел мягкий оранжевый свет, комнату он видел явно не впервые – спальня Ямамото – да и человека, который стоял напротив окна и смотрел на него так, что за один взгляд можно было продать правую почку, знал неплохо.
— Не надо со мной ничего делать.
Занзас хмыкнул.
Тсуна повернулся к нему лицом, на пробу, нутро привычно уже скрутило в спаянный беспомощный ком.
— Я вообще-то думал, ты надо мной издеваешься, – откровенно признался Занзас после минутного молчания. – Мстишь за то что попал под пулю вместо меня, или за то что я не отдаю тебе Варию, или ещё за что-нибудь.
— Я тоже сперва так думал, – тихо ответил Тсуна, прикрыв глаза и поднимаясь с дивана.
Даже так, даже не натыкаясь на Занзаса взглядом, Тсуна чуял его присутствие рядом. Мог сказать где он, предсказать каждое следующие движение, намеренье, желание. Всё, что касалось Занзаса, лежало как на ладони, оставалось только взять знание в руку и использовать по назначению.
— То есть ты это всё-таки серьезно?
— Ага, – признался Тсуна.
За окном раздавались вопли офицерского состава, крики Гокудеры, который пытался перекричать Сквало, самого Сквало, который пытался огреть Гокудеру гипсом по голове, Маммон, которую кто-то в пылу мужской разборки прищемил, Рёхей, которого явно кое-кто шлёпнул по заднице – в очередной раз, в общём, за окном вовсю кипела жизнь.
А в спальне было темно.
И Тсуне было как никогда наплевать на то, что происходит вне её.
— То есть ты серьёзно, – повторил Занзас.
Тсуна не решился сказать второй раз, просто кивнул молча.
Сейчас у него не было сил натягивать на лицо улыбку, да и глаза у были скорее всего как у старой больной собаки. Внутри снова просыпалась тоска – по прикосновениям, взглядам, жестам, Тсуне было Занзаса невозможно мало. Всего его – мало.
Если бы сейчас, после всего того, что случилось, в момент откровенности, которая между ними случалась чрезвычайно редко, Занзас просто сказал бы, как обычно, "нахуй пошел, Савада", на этом бы все и закончилось.
Тсуна потер бы ладонью лоб, улыбнулся жалко, сделал бы вид, что ему не разбили только что сердце, и вышел бы из кабинета, мягко прикрыв за собой дверь. И это, пожалуй, было бы даже неплохо. Потому что Занзас ведь совсем не подходит на роль любимого человека. Он засранец, мудак, он поправился за последние две недели килограмм на пять, и вообще, за что Тсуне его, такого любить? Очевидно же, что не за что.
Он вернется домой, в родной офис, и все будет так же хорошо, как было до того.
Может быть, за эти пару минут, которые Тсуна провел в кабинете Занзаса, он бы даже успел себя убедить, что это очередная блажь и что ничего страшного не случилось.
Но к сожалению, как уже говорилось ранее, у Занзаса всегда и на все было свое авторитетное мнение и срать он хотел, что думает по этому поводу сам Тсуна.
— Ну так чего ты ждешь, Савада? – уточнил он, улыбаясь нагло, броско – чертов сукин сын, ведь наверняка же знает, как плохо от его улыбки делается людям со слабым влюбленным сердцем. – Иди сюда.
— Серьезно? – уточнил Тсуна, задерживая дыхание.
— Ага, – хмыкнул Занзас.
И Тсуна пошел.
* * *
Прошлые две недели были для Гокудеры сплошным ночным кошмаром.
Ну в самом деле, что может хуже Десятого, который думает что его лиловые шорты отлично сочетаются с зеленой рубашкой, или Десятого, считающего Занзаса сексуальным? А что может быть унизительнее, чем прийти в секс-шоп вместе с Луссурией, купить там кольцо для члена, здоровенный черный дилдо, набор анальных пробок – чертов заячий хвостик! И что может быть унизительнее, чем объяснять потом продавщице, что Гокудера не гей и почему он не гей, они же были бы такой прекрасной парой!
Ужасные две недели, за которые Гокудеры гоняли за конфетами, за пивом, за поросенком, за штанами, за Сквало, за Занзасом, а в итоге за все свои старания Гокудера получил только по голове и ладно хотя бы по делу, так ведь нет!
Но сегодня у него наконец-то был шанс кардинально все изменить.
Сегодня он наконец-то получил в свои результаты рентгена и готов был опровергнуть все нагромождение фактов, которые Десятый выстроил в пользу своей внезапной привязанности. Потому что дело никак в этом быть не могло.
Десятый, который влюблен в Занзаса, это неправильный Десятый.
Светило медицины перед Гокудерой сидело в кресле, сверкало стеклами очков и производило вид невероятно важный. Снимок перед ним вид производил ничуть не менее важный, а может быть, даже более.
— Ну, что вы думаете? – азартно спросил Гокудера, тоже пытаясь смотреть на снимок. Сам он этом ничего не понимал, но Десятый даже изнутри выглядел вполне симпатично.
— Сотрясение, – констатировало факт светило, поправляя очки. – Не слишком серьезное, тем более, если вы говорите, ни тошноты, ни головокружений не было замечено?
— Головокружение было, – поправил Гокудера. – Были сердечные боли, частые приступы паники, идиотские идеи.
— Тошноты не было?
— Если бы была еще и тошнота, я бы не пережил, – признался Гокудера честно. – Так вы говорите, все-таки сотрясение.
— Полагаю, да.
— Отлично.
Светило несколько опешило, поправило нервно очки.
— Позвольте, вам не кажется, что вы немного некорректны?
На данный момент Гокудере на корректность было похуй – он набирал номер телефона Ямамото.
Тот взял трубку с третьего гудка.
— Что хотел? – спросил обиженно, и Гокудера припомнил, что как минимум синяк на лице Ямамото – его личная заслуга, и даже немного смутился.
— Ты знаешь откуда у Десятого эта блажь с влюбленностью в Занзаса?
— Иногда люди просто влюбляются без причины, перестань искать во всех подвох и двойное дно. – ответил Ямамото сдержанно и, кажется, приготовился повесить трубку.
— У Десятого просто сотрясение, – победным тоном пояснил Гокудера, едва сдерживая безграничную радость в голосе.
...доходило до Ямамото медленно.
— Хочешь сказать, все это просто результат сотрясения мозга?
— Ага. Оно самое. Просто сотрясение. Светило обещало, что все побочные эффекты скоро сойдут на нет.
Ямамото молча сглотнул в трубку.
Где-то за двадцать километров от него ворочался в чужой постели Тсуна с сотрясением мозга, который еще не знал, какую за последние две недели нажил себе проблему.
А рядом с Тсуной, закинув ногу куда-то ему на бедро, довольно дрых Занзас.
И вот у него-то сотрясения не было.
Что-то смутно подсказывало Ямамото, что настоящие проблемы только начинаются.

Название: Время собирать камни
Пейринг: Занзас/Цуна
Рейтинг: NC-17
Жанр: экшн, романс
Краткое содержание: после смерти Девятого в мире всё пошло наперекосяк
Размер: 20 208 слов
Предупреждения: иногда люди умирают
А этому тексту просто не стоило присваивать гордый статус арбуз, потому что он точно не.
Название: С первой пули
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Персонажи: Занзас, Тсуна, Вария и Вонгола почти в полном составе
Жанр: стеб, крэк
Рейтинг: R
Предупреждение: автор наркоман, бгг
Размер: 7249
Краткое содержание: - Савада, ты что, издеваешься? – с досадой спросил Занзас.
И Тсуна рад был бы ответить что он совсем нет, но вместо этого почему-то потерял сознание.
А когда пришел в него снова, в его голове что-то уже опасно сместилось. (с)
читать дальшеЛюбовь вошла в его сердце вместе с пулей.
То есть, не в сердце, конечно, а парой сантиметров ниже, точно между лёгких. Вломилась в грудную клетку, быстрая, сильная, и Тсуна принял удар молча, потому что – так получилось – лопатками он упирался в крепкую спину и никак, просто никак не мог отойти.
— Какого хера! – заорал Занзас, над головой что-то бахнуло, грохнул выстрел, колени – когда только успел на них упасть – вымокли в крови, пиджак мгновенно стал красным. По воздуху живописно пролетела чья-то оторванная голова с обожжённой по краю кожей, Тсуна ещё успел подумать что он идиот, за кого это ему вздумалось отдавать жизнь, а потом грязный мокрый асфальт зашатался, и равновесие подло его оставило.
— Савада, ты что, издеваешься? – с досадой спросил Занзас.
И Тсуна рад был бы ответить, что он совсем нет, но вместо этого почему-то потерял сознание.
А когда пришёл в него снова, в его голове что-то уже опасно сместилось.
* * *
Рубашка определённо стала меньше, чем была в прошлый раз.
— Чёрт, – сообщил Тсуна в пространство, глянул расстроенно на узкие манжеты и принялся втискиваться внутрь.
— Вы уверены, что влезете? – спросил Ламбо, опасливо переминаясь с ноги на ногу. Рукава надсадно трещали.
— Нет, – ответил Тсуна, зацепившись ушами за воротник. – Ты что, побольше рубашки найти не мог?
— Не было больше. Эта самая-самая.
— Тогда почему я не могу в нее влезть? Учти, если нас поймает Гокудера, я свалю вину на тебя.
— Возможно, потому, что её следовало сперва расстегнуть, – сказал кто-то голосом Гокудеры, самым мрачным из всех имеющихся.
— Действительно, – пробурчал Тсуна не слишком внятно и выбрался из рубашки. Гокудера в дверях выжидательно приподнял брови. – Чёрт. Слушай, ты не мог бы сделать вид, что не заходил в палату?
— Нет?
— Послушай, ну ты же понимаешь. Белые стены, голодные медсёстры, страшные дядьки в халатах. Мне ужасно страшно здесь, Гокудера. Срочно нужно домой, дел по горло. И раз ты всё равно здесь, делись пиджаком. Я слишком толстый, – пожаловался Тсуна, тыкая указательным пальцем себе в пупок. – Смотри, сколько жира. Пора на диету.
Гокудера послушно посмотрел. Крепкий пресс с шестью кубиками посмотрел на него в ответ.
— Десятый, у вас прекрасная фигура. А рубашка мала, потому что это рубашка тупой коровы. Сам на день рождения ему дарил. Он у меня полгода клянчил официальный костюм.
— Ламбо, не грусти, – мгновенно исправился Тсуна. – Я подарю тебе ещё одну.
Тот в ответ согласно шмыгнул носом.
— И всё-таки я толстый.
Гокудера приподнял вопросительно бровь.
— И всё-таки, босс, – уточнил он, – куда это вы так торопитесь? Пулевое ранение, вам бы отлежаться.
— Не могу отлежаться. Нужно срочно решить один маленький вопрос, и он точно без меня не решится, так что я жду пиджак.
Тсуна требовательно протянул руку.
Гокудера приподнял вторую бровь.
— Штаны, видимо, вам не требуются? Так в одном пиджаке и будете рассекать по Италии?
— Я подумываю пойти без них. По идее, так эффект должен быть только лучше.
И вот тут-то Гокудера понял, что он чего-то не понял.
* * *
— По-моему отличный букет, как думаешь? – мечтательно спросил Тсуна, разглядывая белые лилии.
Букет пах просто ошеломительно вкусно с его точки зрения, хотя Гокудера его радужных надежд, признаться, не разделял.
— Кому это?
— Ты её не знаешь, – отмахнулся Тсуна.
Венецианское солнце угрожающе обжигало спину, столбики термометров подскакивали к градусам эдак сорока, а Тсуна ходил по улице в майке, шортах и голубенькой панамке, которые он вытребовал на правах больного человека, а ещё, как будто одной голубенькой панамки было мало, таскал за собой обливающегося потом и полностью экипированного деловым костюмом Гокудеру, увлечённо обнюхивая цветы.
Гокудера почти готов был проклясть тот день, когда сам напросился в правые руки, и даже не мог точно сказать, за что – за прогулку или за панамку.
— Босс, мне кажется, букет вы можете выбрать и сами, – и в голосе его вовсе не было жалобной мольбы.
— Нет. Мы берём этот, – сказал Тсуна на корявом итальянском стоящему за прилавком парнишке. – Гокудера, оплати, будь добр.
Гокудера горестно вздохнул и послушно потянулся за кошельком.
* * *
— Вам очень идёт, – кокетливо улыбнулась пышногрудая синьорина, подвигая свой монструозный бюст поближе к Тсуне и подмигивая огромным чёрным глазом – расплывшаяся тушь и мощные телеса придавали ей легкое сходство с тропической пандой.
— Вы думаете? – с сомнением переспросил Тсуна.
Панда с энтузиазмом закивала, пихая Гокудеру в бок – очевидно, не догадываясь пока, что здесь она не найдет союзника.
— Мне просто кажется, что тёмно-лиловый пойдет мне больше.
Глаза у Панды сделались страшные, слов для ответа не нашлось, зато нашлось желание прижать Тсуну к груди.
Тсуна был не против.
У Гокудеры, в отличие от лихой синьорины, не было ни туши, ни телес, но пандой он себя почему-то тоже ощущал. Наверняка ведь где-то глубоко в африканских лесах измученно ползают по деревьям такие же уставшие, помятые, истекающие потом панды. Не могут не ползать – глубоко в африканских лесах редко бывает меньше сорока градусов по Цельсию, да и шкуры их ничуть не уступают по натуральности шерсти костюму Гокудеры.
Пару часов назад, когда Хибари показывал ему свои подземные катакомбы, крайне забавно делая вид, что показывает их не ему, костюм был, кстати, как нельзя более уместен – выше десяти градусов температура там не поднималась.
Вот за свой комфорт при плюс десяти Гокудера теперь и расплачивался.
Видимо.
Потому что Гокудера, как и всякая ответственная правая рука, мог пережить всё. И даже босса в тёмно-лиловых бриджах, которые тот как раз примерял, плюс к ядовито-салатовой футболке, которую они уже приобрели, и чёрных дешёвых сланцах на босу ногу.
Задавать вопрос о причинах цветовой гаммы было как-то даже неловко.
Тсуна обо всём догадался сам.
— Это арбуз, – пояснил он, разглядывая бриджи. – Творческая импровизация. Люблю я арбузы, в общем, понимаешь? И давайте, наверное, что-нибудь покороче, эти слишком длинные.
Гокудера ничего не понял, но на всякий случай кивнул. Происходящее начинало всерьёз его беспокоить.
Как позже оказалось – не напрасно.
* * *
Пару часов назад ёбаный вечер обещал быть чудесным.
Маммон сегодня ровно в шесть утра укатила в закат на тачке Бельфегора, прихватив с собой чемодан налички и снайперскую винтовку, с неё саму ростом.
Бельфегор укатил следом, на тачке Сквало, сосредоточенно сверкая глазами. Занзас видел – забавная вышла сценка.
Кажется, Сквало, у которого увели любимый транспорт, порывался укатить следом, но, видимо, какие-то таинственные планы оказались важнее обожаемой Ауди Плюс, из возможных вариантов оставалась только тачка Леви, а на его танке даже Занзасу ездить было неудобно.
В невозможных оставалась, конечно, тачка Луссурии.
Но Луссурия всегда выделялся отличной фантазией и долгой памятью, так что даже Сквало, кредит доверия которого был больше, чем у всех остальных вместе взятых, пользоваться им слишком уж сильно не рисковал.
Короче, Сквало остался, несмотря на траурную морду, и никуда всё-таки не укатил.
Зато укатил пару часов спустя, нервно одергивая цивильную рубашку.
— Буду во вторник, – буркнул он, глядя на часы.
— На блядки съёбываешься? – светски осведомился Занзас, стараясь выглядеть понимающим и дипломатичным.
— Да пошёл ты, – огрызнулся Сквало и вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.
А следом, через час или около того – в дверь тихо поскрёбся печальный Леви, обнимающий здоровенную дорожную сумку как любимого плюшевого мишку.
— Тебе-то что? – мрачно уточнил Занзас, уже догадываясь, чего он хочет.
— Отпустите? – промямлил Леви. – Я скоро вернусь босс, честное слово, это ненадолго.
— Вали.
Леви протарахтел что-то невнятное, после чего горестно взвыл, вынес плечом дверь в кабинет, которая имела неосторожность открываться в обратную сторону, навернулся в коридоре лбом об стену и кубарем скатился с лестницы. Иногда Занзасу казалось, что этот кретин просто жаждет в его присутствии обо что-нибудь самоубиться, а иногда вовсе даже не казалось – действительно ведь жаждал.
И только непритязательный Луссурия просто взял и надел стринги, розовый лифчик третьего размера, зверские шпильки, накрасился вдвое хуже обычного и, слава мадонне, молча свалил в гей-бар.
Как только дверь за Луссурией закрылась, Занзас понял – вечер обязательно ему удастся. Нет, разумеется, оставались ещё Фран и Моска, но Моска был не особенно разговорчив, а Фран принципиально мотал нервы только наставникам, так что Занзас оказался в самом выгодном положении.
Это было счастье.
Сраный детский сад свалил куда-то в свои, страшно важные ебеня, оставив особняк в полном распоряжении Занзаса, и мир вокруг был симпатичен, горяч, ну и вообще охуенен.
Занзас даже сам, ногами, сходил в супермаркет. Ну вот захотелось, чтобы ногами и самому.
Долго и придирчиво выбирал рыбку посвежее, сырых кальмаров, с короткими толстенькими щупальцами. Отоварился ящиком отличного чешского пива.
На ноуте ждал своего часа охрененнный боевик, со стариком Ли в главной роли, хранимый в страшной тайне от патлатого засранца – будет же троллить, и от коварного пидараса – фантазии Луссурии опасался не только офицерский состав, но и сам командир, но это тоже была страшная тайна.
Короче, даже тёплое красное солнце и окружающая среда были чудесны сегодняшним вечером, а потому волновали Занзаса больше обычного. Он даже банку пива швырнул в урну, а не на проезжую часть, не достижение ли?
Вечер манил перспективами, искушал тишиной и покоем, дразнил воображение, и было бы, определённо, расточительством потратить первый выходной за последние месяцы на проституток. Другое дело – пиво, боевик и отличное настроение. Занзас даже собирался болеть. Ну то есть понятно, что Ли всех сделает, но нельзя не болеть за старика Ли, это же неприлично.
Надо сказать, Занзас не ждал от этой жизни слишком многого. Время от времени такого скромного вечера с крайне строгим набором развлечений было вполне достаточно, чтобы почувствовать себя живым белым человеком, а не варийским негром, впахивающим на благо репутации. Но зато и ждал таких моментов Занзас крайне настойчиво. И готовился, и клялся и божился, что пристрелит каждого, кто осмелится вечеру помешать.
Божился, к слову, вовсе не потому, что был плохим парнем или что-то ещё в этом роде.
Просто Занзас очень любил выходные.
В общем, чистая улица, по самые черепицы домов налитая закатом, прохожие – приятно редкие и так же приятно молчаливые – жизнь Занзаса была прекрасна в эту благодушную секунду.
Потому то, в общем, неудивительно, что Саваду Тсунаёши на ступеньках перед особняком, в зеленой майке, красных шортах, с веником из белых лилий и с ёбаным тортиком в руках, благодушный Занзас, мысленно уже включающий ноутбук у себя в спальне и откупоривающий бутылочку пива о край стола, не воспринял хорошим знаком.
* * *
Занзас светился.
Возможно, с сердцем, с глазами – или, как вариант, с головой – Тсуны и вправду что-то случилось, а может быть, что-то стало с глазами, но он готов был поклясться, что сам Занзас светился, а мир вокруг него как-то расплывался, не давался взгляду.
Руку оттягивал тяжёлый, трехкилограммовый торт, букет он для маневренности зажал под мышкой, а Занзас был весь в каком-то сверкающем алом зареве, удивительно красивый, очаровательно безопасный в своих чёрных шортах и резиновых шлёпках.
Идеальная картина.
— Привет, – немного зачарованно поздоровался Тсуна. Спохватился, вытащил свободной рукой букет и протянул его Занзасу.
— Это же мне, правда, – нервно отозвался тот, сжимая ручки пакетов. Из пакетов жалобно торчали обвисшие щупальца.
— Почему не тебе? Тебе.
— Какой-то кретин тебе велел поздравить меня с сегодня с каким-то охрененным праздником? – спросил Занзас, глядя на Тсуну со странным не то опасением, не то подозрением.
— Я абсолютно здоров, – поспешил уверить Тсуна. – И это не в честь дня рождения. Это просто так.
— Просто так, – повторил Занзас. – Ты припёрся, чтобы отдать мне цветы и торт. Просто так.
— Конечно.
— Ты пришёл и хочешь отдать мне белый веник и сраный торт.
— Он не сраный, – обиделся Тсуна. – Я сам выбирал. Вкусный, честное слово.
Его внутренний мир опасно покачивался в такт с дыханием Занзаса, и это было немного непривычно, но ужасно приятно. Сердце, кажется, билось в том же ритме или, по крайней мере, страшно хотело в него попасть. А Тсуна хотел, чтобы оно попало.
— Ладно. Я понял, – сказал Занзас и Тсуне показалось почему-то, что он злится.
Ну а потом Занзас поднял руку, внутренний мир покачнулся сильнее, чем до того, воздух вокруг наполнился яростью, перед глазами встал огненный столб, в котором ослепительно ярко сверкала крепкая фигура в шортах и резиновых сланцах.
А потом Тсуна снова потерял сознание.
* * *
— Вырубился, – с удивлением констатировал Занзас и легонько пнул слегка подрумяненное тело. Расплавленный тортик лежал рядышком, веник догорал на асфальте. Настроение выпить пива, покушать кальмаров и посмотреть боевичок безвозвратно ушло – его спугнул кретин Савада.
Теперь пришло желание драться, но противник лежал полудохлой рыбиной, на лице его расплывалась блаженная улыбка, и что-то определённо шло не так, как задумано.
— Чёрт, – буркнул Занзас и пнул тело ещё разок, посильнее.
Наверное, ему следовало заподозрить неладное ещё тогда.
Тортики просто так не носят, особенно трёхкилограммовые, особенно имея отношения столь непростые, особенно вместе с цветами. Конечно, зная Саваду Тсунаёши, трудно было предсказать, насколько безумна будет очередная идея, пришедшая в его дивную голову, но всё-таки, цветы и букет? Ну-ну.
Но в голове Занзаса тогда вертелись волчком только загубленные выходные и тупой Савада с его тупыми мозгами.
Занзас никак не мог знать, что ожидает его в будущем, когда тупой Савада откроет глаза в своем родном особняке, с мокрым полотенцем на лбу и Идеей.
* * *
— У меня есть Идея, – сообщил Тсуна, едва открыв глаза.
— О господи, босс, – вздохнул Гокудера, отнимая полотенце. – Что вам снова пришло в голову?
— Долгосрочная осада. Это то, что нам поможет.
— Мы собираемся с кем-то воевать?
— Мы – нет. А я – да.
— С вами что-то странное творится последние сутки, если честно…
— Нет, – отрезал Тсуна. И лихой пичугой слетел с дивана прямиком на пол, лицом впечатавшись в дерево.
Гокудера тяжело вздохнул.
— Ну рассказывайте, что ещё за идея.
Когда Тсуна поднял голову, глаза его горели знанием.
Идея пришла неожиданно – в тот момент, когда Занзас обрушил на него поток пламени ярости. Яркая, как рассвет, и такая же сильная. Если не получается взять лагерь нахрапом, его нужно окружить, оставить без еды и воды и подождать, пока он сам не сдастся на милость победителя.
Примерно это и услышал Гокудера, когда Тсуна вскарабкался назад на диван.
— Хорошо, – осторожно согласился он. – А к нам это какое имеет отношения?
— Самое прямое.
— Было бы неплохо получить чуть больше подробностей.
— Получишь, – пообещал Тсуна. – Когда у меня будет чуть больше деталей.
* * *
— Что здесь делает Ямамото, босс? – спросил обречённый уже Гокудера, пока ещё не до конца ощущающий этой обречённости степень.
Судя по виду, Ямамото ничего не делал. Он сидел на диване рядом с Тсуной, улыбался своей кретинской улыбочкой, вёл себя в целом как обычно, но это вовсе был не повод не паниковать. По сути, Ямамото был единственным человеком, которые все безумные идеи Десятого мог сделать ещё безумнее. Гокудеру это, признаться, немного пугало, но сделать что-то с Ямамото, который уже пришёл, уже развалился на диване и уже приготовился помогать советом, было не совсем реально.
— Помогает мне в составлении плана мероприятий.
— Поверь, ты обратился по адресу, Тсуна. Никто лучше меня не знает, как закадрить цыпочку, – развязно подмигнул боссу Ямамото, устраивая руку у него на плече.
— Скажешь мне то же самое, когда закадришь Гокудеру, – подмигнул в ответ Тсуна.
— Ты всегда умеешь поднять настроение, – отозвался Ямамото, заметно скиснув.
— Ну, с Гокудерой я всегда готов тебе помочь, – сообщил Тсуна томным шёпотом ему на ушко.
Гокудера почувствовал, как его собственные уши загорелись, и со смешанным чувством погладил пальцами переносицу.
Это был его личный, усечённый вариант фейспалма.
— Заткнитесь, пожалуйста, оба, – попросил он с чувством.
Ямамото развязно подмигнул и ему тоже, а чертов босс изъявил желание погладить его по коленке.
— Идиоты, – буркнул Гокудера, падая рядом с Тсуной на диван.
— Неправда, – возразил Ямамото. – Я не идиот.
— Неправда, – неубедительно вторил ему Тсуна, – я тоже.
— Скажи мне хотя бы, какая у нас задача, – устало вздохнул Гокудера, не отнимая пальцев от переносицы. Что-то подсказывало, что далеко фейспалм ему убирать не придётся.
* * *
Сквало всегда был исполнительным парнем.
Вернее, так Занзас всегда считал.
Вернее, не то чтобы он первым рвался выполнять приказы или хоть сколько-нибудь слушал, что говорят ему умные люди – вечно на пулю в лоб нарывается, чертов сукин сын – но уже полученные указания выполнял всегда строго и методично.
Десять лет назад на право давать Сквало указания у Занзаса была монополия.
Но с некоторых пор бесстыжий патлатый мусор обзавелся отвратной привычкой общаться с вонголятами.
И, как показывала практика, вонголята на своих общателей оказывали отвратное влияние.
Вот как сейчас.
— Что это? – спросил Занзас.
«Это» выглядело дорогим, раздражающе розовым, а ещё было перетянуто романтичной белой ленточкой вокруг стеблей.
Где-то в отдалённых мечтах Занзаса маячило совсем другое воскресное утро. Где-то глубоко внутри Занзас уже начинал ощущать подвох и тонкую связь с так и не сложившейся пятницей.
В нём – то есть в том, другом воскресном утре – Сквало приволок ему здоровенный кусок бекона и бутылку пива на завтрак, принёс ноутбук в постель и дальновидно свалил, обеспечив боссу отличное начало отличного дня.
В этих мечтах определённо не было букета сраных розовых роз. Как минимум потому, что розы несъедобны. Как максимум потому, что какой кретин вообще будет дарить Занзасу розы?
Сквало посмотрел на букет у себя в руках, как будто тоже видел его впервые.
— Цветы, босс?
— Отлично, мусор. Цветы – это прекрасно. Ты мне скажи, какого хуя ты их сюда припёр?
Лицо Сквало омрачилось подобием мыслительного процесса.
— Я слушаю, – поторопил Занзас.
— Ну, мелкий спросил вчера, какие тебе нравятся цветы. А сегодня попросил их тебе передать.
Занзас потёр ладонью лицо.
— То есть, для начала, ты сказал ему, что мне нравятся розы? Блядские розовые розы? А потом спокойно взял и притащил сюда, потому что тебя попросил этот ёбаный мелкий утырок? И ничего в этой логической цепочке не кажется тебе странным?
— Ну, по крайней мере, там точно нет бомбы.
— Ты не отделаешься стаканом виски в голову. Сегодня я спущу тебя с балкона. Вниз головой, – пообещал Занзас, поднимаясь с кровати. – Готовься, мусор.
Безнадёжно раннее воскресное утро в особняке началось с диких воплей – да будет проклята лужёная глотка Сквало, и дорогих роз, забытых на рабочем столе.
И если к воплям Занзас уже давно привык, а от спускания подчинённого по лестнице суровыми начальственными пинками даже получал некое изощрённое удовольствие, то за розы определённо кому-то нужно было ответить.
* * *
Ночь с субботы на воскресенье для Гокудеры была ужасна.
Десятый мирно сопел на коротком диванчике в своём кабинете, наотрез отказавшись покинуть штаб, Ямамото из солидарности отказался тоже и сопел на своём, правда, у хитрожопого Ямамото, в отличие от Десятого, в кабинете диванчик был очень даже раскладной и вполне удобный – Гокудера там когда-то тоже дрых, свой завести было всё как-то не с руки.
Короче, товарищи стратеги давили подушки и нарушали тонкую ночную тишину своим басовитым похрапыванием – Ямамото, и чёткой разборчивой речью – с некоторых пор Десятый даже во сне бодро отдавал подчиненным ценные указания.
Так вот, товарищи бесстыжие стратеги дрыхли, а Гокудера проводил одну из самых ужасных ночей за последние эдак полгода.
Во-первых, он не мог уснуть.
Вот не мог, и всё.
Явно какая-то сволочь подсыпала что-то не то в его любимый кофе, и Гокудера даже знал бы, кого из двух присутствующих ему обвинить, но, увы, кофе он себе делал сам, и пил его тоже в одиночестве, раздумывая о способах психологического воздействия и возможностях похищения настоящего Десятого инопланетянами. Ещё он думал о лёгком членовредительстве – Ямамото с его замашками было бы даже не жаль, но пока раздумья носили чисто теоретический характер.
Во-вторых, мало того что он не мог уснуть, так он ещё и размышлял. Не только о братоубийстве, к слову, о нет, он думал по-настоящему. К примеру, о Сквало, который мог появиться на пороге сицилийской штаб-квартиры в любую минуту. Мог бы, конечно, и Занзас заявиться, но он – чёртов сукин сын – наверняка счёл бы это ниже своего достоинства. Поэтому да, Сквало.
Конечно же, Гокудера Сквало не боялся. Гокудера вообще никого и ничего не боялся. С другой стороны, раньше ему не приходилось участвовать в соблазнении босса Варии, и цветы ему покупать тоже не приходилось, потому рассуждать о масштабах последствий ему было несколько… ну. Неловко ему было, в общем.
В-третьих, Гокудера был страшно ответственным парнем, как и всякая несчастная правая рука. Он просто не мог взять и проигнорировать приказ босса, каким бы глупым его ни считал. Задача была поставлена, цели намечены, нельзя было просто взять и не начать разрабатывать пошаговую стратегию, когда босс сказал – надо.
И Гокудера разрабатывал. Он не спал все те двенадцать часов, которые выделил себе на сон Ямамото, и даже те семь, которые проспал босс, он не употребил по назначению, нет.
Гокудера творил. Творил вдохновенно и быстро, старательно подавляя в себе мысли о том, что Занзас на всё происходящее скажет, а самое главное – что он по этому поводу сделает.
Гокудера намечал пункты, подпункты, выделял опорные точки и промежуточные варианты, даже строил схемы и проектировал варианты развития событий, правда, так и не смог представить, чтобы хотя бы один из них увенчался успехом, но приказ босса есть приказ босса. Конечно, у них был ещё один план – крайне запасной и основанный на опыте Ямамото в соблазнении женщин, но что-то подсказывало Гокудере, что тактика «цветы и конфеты» не сработает.
Потому то он и провёл эту ужасную ночь, собирая сведения, раздумывая об отданных Сквало розах и о том, как бы сделать вид, что на самом деле он в этом не участвовал.
Как показала практика, хернёй он маялся зря.
Как бы ни была ужасна ночь Гокудеры, его воскресное утро стало ещё ужаснее.
— Сквало обиделся, – безмятежно сообщил Ямамото за чашечкой кофе. – Занзасу не понравились розы.
Босс, который до сих пор светился теплом и надеждой, заметно от этого известия сник.
— Почему не понравились, он же их любит, – сказал он обиженным тоном и даже отставил чашечку с любимым капуччино.
— Не расстраивайтесь, Десятый, – поторопился вступить в диалог Гокудера, укладывая на стол перед боссом пухлую папку. – Я уже подумал, что можно сделать, у меня есть пара интересных вариантов, посмотри вот в этой папочке и…
— Но я не хочу другие варианты, – огорчился Тсуна ещё сильнее и мечтательно уставился в пространство.
Волосы на затылке Гокудеры встали дыбом.
Если до сих пор оставался минимальный шанс на то, что Десятый просто шутит, то это выражение лица убедило его окончательно. Какие уж тут шутки, когда из ушей скоро полезет радуга, а в глазах звездочки в натуральную величину.
— Может быть, вы всё-таки передумаете на этот счёт? – спросил он на всякий случай, уже зная ответ.
— Я не сдамся! – ответил Десятый, поднимаясь из-за стола.
— Правильно, Тсуна! – поднялся следом Ямамото. – Начнем с пива.
— Вы оба чокнулись, – мрачно сообщил Гокудера, огорчённо забирая папку назад. Ночь впустую, труды насмарку, Сквало обижен, Десятый сошёл с ума, Ямамото кретин, но это ни для кого не новость. – И какое это пиво, а? Споить Десятого хочешь?
— Ничего-то ты не понимаешь, Гокудера, – подмигнул Ямамото. – Это усечённый вариант шампанского.
Ужасно хотелось спросить, что он вообще делает здесь, среди этих горящих воодушевлением людей – на язык просилось куда более ёмкое слово «кретин», но Гокудера сдержался – но кроме людей, спросить было не у кого, поэтому пришлось промолчать.
Наверняка у Десятого это временное и скоро пройдёт.
* * *
По жизни Занзас был чрезвычайно терпеливым человеком.
То, что торт, притащенный Сквало, он размазал тонким слоем по стенам собственной спальни, было чистой воды недоразумением, к тому же спальню после этого ему пришлось сменить. Чёртов Савада с его идиотскими идеями, из-за которого он оставил в одиночестве собственную постель.
В любом случае, Занзас, помимо того, что был человеком терпеливым, умел ещё и учиться на своих ошибках.
Потому коробку конфет, каким-то образом оказавшуюся в его комнате, он перенёс куда более философски и даже употребил по назначению – о голову Сквало. Пиво в качестве подношения было принято вполне благосклонно, а румяную поджаренную утку, сочащуюся ароматным соком, снятую с огня явно минут пятнадцать назад и принесенную – крайне предусмотрительно – простым разносчиком пиццы, Занзас даже не нашёл в себе сил отдать на кухню. Курица пострадала немедленно, разделана была вручную и изничтожена, как самый страшный враг, практически мгновенно.
Видимо, Савада знал о нём всё-таки больше, чем можно было подумать.
Признаться, после молодого дикого поросёнка, под лимонным соусом и с печёным яблоком во рту, Занзас даже начал думать что всё, возможно, не так уж и плохо, и от ебанутого Савады есть свои плюсы, и всё, быть может, закончилось бы хорошо, если бы не одно «но».
Это проклятое «но» всегда стоит перед людьми, которые нежно привязаны к своему креслу, кровати, стулу, молочным поросятам, уткам по-пекински, чешскому пиву и сидячему образу жизни.
Спустя неделю после начала упорной и плодотворной осады Занзас не смог застегнуть на себе брюки.
* * *
— Какого хрена? – проорал Сквало, уворачиваясь от летящей в него вазы. – Ты совсем охуел, что ли, кретин, так же и убить можно!
— Ещё раз притащишь мне херню, которую тебе сует твой маленький ублюдок, и я затолкаю её тебе в рот через задницу, понял?! – ответил Занзас в том же тоне и не слишком интеллигентно швырнул в Сквало ещё одну вазу.
Варийский китель сиротливо лежал на столе и оптимизма не добавлял.
* * *
— Всё провалилось, – вздохнул Тсуна расстроенно.
Из мобильного телефона уже не неслись крики и проклятия Сквало, который сидел в больнице с переломом последней живой кисти, но что-то подсказывало, что, во-первых, помогать он больше не будет, а во-вторых, Занзасу не понравилась тактика.
Ну и в-третьих, пора было сменить лазутчика.
* * *
— Я тебе заплачу, – сказал Тсуна, стоило только Маммон переступить порог его кабинета.
— Сколько? – немедленно отбила Маммон.
— Назови сумму, и я тебе заплачу
Маммон посмотрела на него презрительно.
Под хитрым жадным правым глазом лиловел здоровеный синяк, губа оказалась разбита, и Тсуна с трудом подавил в себе желание уточнить, с какой лестницы она упала.
— Я могу попросить Кёко одолжить тебе тональник, – намекнул Тсуна, пока Маммон искала в карманах бумагу и ручку и старательно выписывала на бумаге нолики.
— Ещё один намёк в таком духе, и я удвою счёт, – пригрозила она, не поднимая на него глаз.
Маленькая, хищная, жадная девочка, подумал Тсуна, но благоразумно промолчал. Занзас в его голове уже лежал в его кровати, и ради этого многое можно было потерпеть.
Но Маммон, возможно, Бельфегору стоило бы отшлепать. Если не в сексуальных целях, так хоть в воспитательных.
Возможно, Тсуне, в последнее время ставшему несколько более кровожадным, стоило бы отшлёпать её самому. Но Занзас в кровати сильно отвлекал от мстительных измышлений.
— Я молчу, – Тсуна примирительно поднял руки вверх и натянуто улыбнулся.
Маммон бросила на него взгляд, слишком высокомерный для человека ростом в восемьдесят сантиметров, и протянула ему бумажку.
Тсуна глянул на неё мельком и тут же отвернулся, чувствуя, как мгновенно и тревожно закололо сердце.
— Сколько? – уточнил он сипло, надеясь, что просто не так разглядел.
— Ты правильно всё увидел, – оскалилась Маммон.
…но если с этой стервы не будет никакого толку, Тсуна точно подкинет Бельфегору идею воспитательной порки.
* * *
На Десятый день Занзас проснулся по уши в деньгах.
Он был ими усыпан, усеян, он был в них похоронен, что впрочем, не помешало ему сообразить, что делать и кто именно сейчас получит.
Занзас быстро нашарил телефон на тумбочке, не глядя набрал номер.
— У тебя десять секунд, чтобы прийти сюда и убрать с меня всю эту хуйню.
Сквало в трубке вздохнул тяжело.
В последнее время ему не везло больше других.
* * *
— Босс сел на диету, – прогудел Леви. – Отказывается нормально питаться. Даже виски больше не пьет. Сказал, пока штаны не застегну, никакой еды.
— Думаю, он сказал немного по-другому, – заметил Тсуна с несвойственной ему проницательностью.
— Боссу нужно беречь нервы, – наставительно заметил Леви, поднимаясь из кресла для посетителей во весь свой грандиозный рост.
Выходя за дверь, он чуть не задел головой косяк.
Так даже лучше, что он отказался помогать, нервно подумал Тсуна.
У него всё равно ещё оставался самый последний, крайний вариант, который точно должен был сработать.
* * *
— Зачем звал? – уточнил Луссурия, придерживая дужку очков двумя пальцами и глядя на Тсуну поверх затемнённых стёкол острым взглядом.
Признаться, из всех офицеров Варии Луссурия в качестве лазутчика нравился Тсуне меньше всего.
Дело было даже не в том, что он при каждом удобном случае лапал Рёхея за задницу, хотя и по этой причине тоже, к чему скрывать. Дело было скорее в том, что ничья задница, не только Рёхея, в присутствии Луссурии не могла чувствовать себя в безопасности.
Тсуна даже подозревал, что сам Занзас не чувствовал себя в безопасности в присутствии Луссурии, но проверить теорию не было никакой возможности – в присутствии посторонних Вария свои внутрисемейные отношения не демонстрировала.
Кстати, очень зря.
— Ну, – поторопил Луссурия, – так зачем звал?
— Нужна помощь, – серьёзно ответил Тсуна. – Я перехожу к тяжёлой артиллерии.
* * *
— И каков план действий? – уныло уточнил Гокудера, глядя на Луссурию.
Глаза Луссурии были скрыты за стёклами очков, но что-то подсказывало, что ничего хорошего это выражение Гокудере не сулит.
— Ну, сам знаешь, я прихожу, когда не к кому больше обратиться, – хмыкнул Луссурия. – И поверь мне, я со своей задачей справлюсь.
В том, что Луссурия справится, у Гокудеры сомнений не было. Вот только присутствовать при этом у него не было ни малейшего желания – но Десятый, Десятый же! Гокудера скрипнул зубами и наклонил голову в знак согласия.
— Мы явно сработаемся, – хмыкнул засранец Луссурия.
И замолчал. В принципе, Луссурия, который молчит, был лучше Луссурии, который открывает рот, но Гокудера просто не смог заткнуть себя вовремя и всё-таки спросил:
— Так куда пойдем?
Хищный оскал, который достался ему от Луссурии, заставил Гокудеру вздрогнуть.
Его провели тремя заброшенными переулками, пятью расшатанными мостиками с опасно зияющими прорехами (Гокудера из последних сил держался, чтобы не вцепиться в руку Луссурии, вальсировавшего по предсмертно скрипящим доскам, как подхваченное ветром разноцветное пёрышко) и одной мусорной свалкой, после которой он начисто лишился обоняния. Впрочем, это избавило его от приторно-сладких духов Луссурии, так что, переступая порог нужного заведения, Гокудера даже немного воспрял духом.
До тех пор, пока не увидел вывеску над вполне симпатичной, правда, несколько широкоплечей девушкой за прилавком.
А когда увидел, к горлу немедленно подступила нежданная дурнота. В какой-то момент Гокудера почти почувствовал себя чувствительной барышней, готовой красиво упасть в обморок на руки кавалера, но потом припомнил, кто сегодня кавалер, осознал, что сам не барышня, и твёрдо посмотрел девушке за прилавком в красивые накрашенные глаза.
Или, судя по ширине плеч, не совсем девушке.
Гокудера сглотнул.
Луссурия посмотрел на него своими устрашающими очками, подошел, к, ээ, условной девушке и заговорил с ней на чистейшем английском, в котором Гокудера был, простите, ни бельмеса.
Условная девушка кивала с озабоченным лицом, делала пометки в блокноте и изредка косилась на Гокудеру так, что тому хотелось провалиться под землю – вот только заведение это и так было полуподвальным, и по здравому рассуждению Гокудера смирился с тем, что падать ниже было уже некуда – во всех смыслах.
— Так что мы хотим? – обратился к нему Луссурия уже на итальянском.
На какую-то секунду Гокудере показалось, что очки Луссурии ему показались.
— Да мне-то откуда знать, ты сам нас сюда притащил, – ответил он нервно.
— Ладно, – кивнул Луссурия и снова обратил внимание на девицу за прилавком.
— Два комплекта, пожалуйста.
Девица радостно замотала головой и вышла из-за своей стойки. И вот тут-то и стало окончательно ясно, что девица вовсе и не девица. Потому что, во-первых, девица носила джинсы в практически ущемляющую облипку, а во-вторых, членов такого размера у девиц не бывает.
И член этот был нацелен прямо на Гокудеру. По крайней мере, так ему показалось.
Гокудера судорожно сглотнул и всё-таки вцепился в локоть Луссурии.
— Ну, малыш, не будь так настойчив, – промурлыкал Луссурия ему прямо в ухо.
Живым не выйду – понял Гокудера. Но мужественно смолчал.
Луссурия, кажется, глянул на него одобрительно, по крайней мере, уголки губ приподнялись в вовсе даже не коварной улыбке.
Продавщица – продавец, отчаянно поправил себя Гокудера, продавец! – вынырнул обратно из сумрака с подозрительной формы свёртком в руках. Прощебетав что-то на английском, он вручил его Луссурии и вопросительно уставился на посетителей. Выжидательно даже, подумал Гокудера. Пожалуй, даже в некоторой степени зловеще.
Или даже в очень большой степени.
— Этот очаровательный молодой человек интересуется, не хотим ли мы примерить покупку.
В первый момент Гокудера подумал, что ослышался.
— Повтори, пожалуйста, – попросил он предельно вежливо, медленно, очень осторожно отнимая руку от локтя Луссурии.
А в следующую секунду его затолкали в примерочную – чёрт, какого хрена в таких местах есть примерочные?! – и следующие минут пятнадцать своей жизни Гокудера предпочел бы не вспоминать.
— Больше никогда, – твёрдо сказал Гокудера Тсуне, когда вернулся, весь истисканный, с помятой одеждой и заветным пакетиком из секс-шопа.
Из пакетика кокетливо торчал затейливый заячий хвостик.
Иногда Гокудера и в самом деле ненавидел тот день, когда решил стать правой рукой.
* * *
С пакетиком Тсуна решил прийти к Занзасу сам. Ну, понимаете, нельзя так просто дать анальный вибратор Луссурии, Занзас ведь такой лакомый, беззащитный кусочек, а вдруг Луссурия решит воспользоваться покупкой сам?
Не то чтобы Тсуна сам собирался им воспользоваться.
Конечно, Тсуна не собирался
Ну то есть собирался, но не сейчас. Не на их первом свидании. Тсуна всегда считал, что на первом может быть только поцелуй.
Нельзя начинать отношения с анального вибратора.
Опять же, не то чтобы Тсуне не хотелось, просто тогда вряд ли у них с Занзасом получилась бы большая и чистая любовь. Да, пожалуй, большая и чистая любовь у них не получилась бы при любом раскладе, но этот тонкий момент Тсуна предпочитал игнорировать.
Сегодня он просто шёл делать что-то вроде предложения руки и сердца на понятном Занзасу языке. Чем не счастливое памятное событие?
* * *
То, что Савада Тсунаёши наконец-то чокнулся, весь офицерский состав знал доподлинно – они сами видели, некоторым за это зрелище даже заплатили, большинство попалось на крючок дружеских отношений, но даже бесплатно на чокнутого Саваду Тсунаёши стоит посмотреть.
На него уже успели поглазеть все. Чёртов Сквало, толстяк Леви, мелкая сучка, один пидарас и даже чёртов босс заценили.
Один только Бельфегор так и остался в печальном одиноком неведении.
Поэтому Бельфегор дулся.
Нет, конечно, на самом деле Их Высочества Принцы не могут дуться, они могут только выражать свое неодобрение действиям глупых подчиненных.
И Бельфегор не дулся, но с Маммон отказывался разговаривать, пока она не покажет ему сумасшедшего Саваду Тсунаёши.
Маммон подленько хихикала, пересчитывая заработанные бабки, и вообще вела себя недостойно девушки и аркобалено.
Мелкая, подлая, бесстыжая сучка.
На неё Бельфегор не-дулся особенно сильно.
Словом, всё вокруг было несправедливым, мир был жесток, и на крыле любимой Феррари ждала своего часа грандиозная вмятина – ещё одна причина, по которой Маммон стоило бы открутить ее мелкую головёшку.
И всё у Бельфегора было плохо.
Долго было плохо, чуть больше недели.
А потом и под его окном перевернулся грузовик, то есть Савада Тсунаёши, который, по быстро плодящимся слухам, обзавелся шизофренией, туберкулёзом и одним лишним членом.
Разумеется, Бельфегор просто не мог взять и пропустить всё веселье.
Знаете, несмотря на то что Савада Тсунаёши был, ни много ни мало, боссом Вонголы, он был ещё и очень славным парнем. Ну, то есть, он переводил старушек через дорогу, переводил деньги бедным голодным детишкам из Конго, переводил стрелки от Вонголы к Варии и занимался множеством других интересных вещей, частью которых боссу Вонголы заниматься положено, а частью нет. Так вот, когда Саваду Тсунаёши просили что-то сделать, он редко отвечал отказом.
Наверное, в этом случае сработало то самое пресловутое «хороший парень».
Бельфегор выплыл из-за поворота неожиданно.
Выплыл, стукнулся лбом о его лоб. Проорал:
¬— Смотри себе под ноги, придурок! – и пошёл дальше, помахивая точно таким же пакетиком, с которым пришёл сам Тсуна.
Вернее, вообще с тем же.
Тсуна моргнул и с некоторым трудом разглядел сквозь белый целлофан заячий хвостик. Удивился.
И пошёл дальше по коридору, ища кабинет Занзаса. Даже спустя годы он всё ещё слабо ориентировался в здешних лабиринтах.
А с пакетом – ну бог с ним, может быть, Бельфегору нужнее. Тсуна себе ещё приобретет, в конце концов, для Занзаса ничего не жалко.
Немного обидно, что подарка у него больше не было, но нельзя же упустить шанс повидать Занзаса, раз уж пришёл!
Кабинет обнаружился в западном крыле, с той же обшарпанной дверью, с теми же дырками от пуль, и всё это было таким родным и близким, что Тсуна просто не смог удержаться – распахнул дверь настежь, в едином порыве!..
И обнаружил за ней Бельфегора, который бесстыдно пользовал его признание в любви самым непристойным образом.
Под дулом береты.
— Зачем ты так? – грустно спросил Тсуна, глядя на выражение лица Занзаса.
Лицо выражало полнейший ахуй.
На Бельфегора Тсуна не смотрел – мало того, что засранец вибраторы Занзаса украл, он их ещё и использовал не по назначению!
— Савада, ты не охуел? – удивительно мягко уточнил Занзас.
Тсуна посмотрел обиженно, развернулся и хлопнул дверью кабинета.
— Ну вот и какого хуя это было? – разъярённо спросил Занзас, тыкая в Бельфегора береттой.
Тот пожал плечами в ответ, всего лишь внимательно разглядывая утолщение на головке взглядом не то знатока, не то исследователя.
— По-моему, это он вам в подарок принес, босс, – бросил он, пытаясь на глаз оценить размеры.
— Мне?
— Ага. Говорю вам, босс, он просто на вас запал. Думаете, это всё спроста? Думаете, он вам просто так то еду, то цветы, то деньги присылает? Он ухаживать за вами пытается.
— Ну всё, доухаживался, – хищно заметил Занзас и снял берету с предохранителя.
* * *
Тсуна снова собирался прийти к нему сам. Он правда собирался, он уже купил новый комплект признаний, хоть и смущался немного после прошлого фиаско; успел одеться, влезть в новые ботинки, успел отдышаться перед выходом, он вообще многое успел, но Занзас – этот чёртов сукин сын, которому плевать на чужие планы, намерения, ему вообще на всё плевать.
Он пришёл к нему сам, первым.
Пришёл, привёл следом свою Варию, и стоял теперь на ступенях особняка, крича что-то явно нецензурное в окна жилой части здания.
Любовь эта, смешная, нелепая, пришла к Тсуне вместе с одной-единственной пулей, которой могло бы и не быть, как могло бы не быть любви, сейчас это было Тсуне окончательно ясно, особенно чётко, когда он видел чуть округлившиеся бёдра и отъевшиеся пухлые щеки, не замеченные почему-то в прошлый раз.
За дверь Тсуна вышел как зачарованный.
Шёл по коридорам как зомби, не слишком разумный и очень влюблённый.
Открыл тяжёлую парадную дверь.
...Третий раз за последнее время Тсуна видел Занзаса так близко, и это было даже к лучшему, потому что внутри всё тут же зашаталось, задрожало, завалилось набок, как Вавилонская башня, и камнями осыпалось вниз, к черту, и можно было простить даже Бельфегора, который лапал симпатичный чёрный – Занзасов – дилдо.
Короче, внутри Тсуны наступил маленький конец света, и Занзасу для этого даже делать ничего не пришлось, достаточно было просто эпично стоять на фоне заката, как и в позапрошлый раз, и лучше бы во всём был виноват слишком прекрасный закат, а не слишком прекрасный Занзас, но Тсуна ведь тоже не идиот.
Он не настолько обожал живую природу, чтобы при виде неё впадать в экстаз.
Занзас стоял на ступеньках, орал что-то не совсем пристойное, на ступень ниже что-то не совсем пристойное орал Сквало, там же скромно молчал Луссурия, который сыграл не последнюю роль, не менее скромно молчал рядом с ним Ямамото – а этот-то как там оказался?
Все остальные быстро подтягивались с разных сторон, кто-то из лимузина Варии, кто-то со двора, скандал набирал обороты, и идиот Тсуна мог происходящему только блаженно внимать.
— Ага! – проорал Занзас, когда наконец его заметил.
— Ага, – кивнул с нежной улыбкой Тсуна и на секундочку самому себе захотел врезать за откровенно влюблённые глаза.
Но не врезал.
За него это сделал Занзас.
Очень злой, разъярённый даже Занзас, с аппетитным бедром, полными щёчками, ужасно милый, и заячий хвостик ему бы наверняка пошёл.
Если бы Тсуна всё, что успел подумать, сказал вслух – для него бы на этом всё и закончилось. То есть – совсем, имеется в виду. Навсегда закончилось бы.
Но он не успел. Поэтому его просто откинуло назад на тяжёлую дверь и основательно вырубило.
* * *
— Ну и что с тобой делать? – со вздохом спросил Занзас.
Тсуна открыл глаза.
Спине было мягко, тепло, над головой горел мягкий оранжевый свет, комнату он видел явно не впервые – спальня Ямамото – да и человека, который стоял напротив окна и смотрел на него так, что за один взгляд можно было продать правую почку, знал неплохо.
— Не надо со мной ничего делать.
Занзас хмыкнул.
Тсуна повернулся к нему лицом, на пробу, нутро привычно уже скрутило в спаянный беспомощный ком.
— Я вообще-то думал, ты надо мной издеваешься, – откровенно признался Занзас после минутного молчания. – Мстишь за то что попал под пулю вместо меня, или за то что я не отдаю тебе Варию, или ещё за что-нибудь.
— Я тоже сперва так думал, – тихо ответил Тсуна, прикрыв глаза и поднимаясь с дивана.
Даже так, даже не натыкаясь на Занзаса взглядом, Тсуна чуял его присутствие рядом. Мог сказать где он, предсказать каждое следующие движение, намеренье, желание. Всё, что касалось Занзаса, лежало как на ладони, оставалось только взять знание в руку и использовать по назначению.
— То есть ты это всё-таки серьезно?
— Ага, – признался Тсуна.
За окном раздавались вопли офицерского состава, крики Гокудеры, который пытался перекричать Сквало, самого Сквало, который пытался огреть Гокудеру гипсом по голове, Маммон, которую кто-то в пылу мужской разборки прищемил, Рёхей, которого явно кое-кто шлёпнул по заднице – в очередной раз, в общём, за окном вовсю кипела жизнь.
А в спальне было темно.
И Тсуне было как никогда наплевать на то, что происходит вне её.
— То есть ты серьёзно, – повторил Занзас.
Тсуна не решился сказать второй раз, просто кивнул молча.
Сейчас у него не было сил натягивать на лицо улыбку, да и глаза у были скорее всего как у старой больной собаки. Внутри снова просыпалась тоска – по прикосновениям, взглядам, жестам, Тсуне было Занзаса невозможно мало. Всего его – мало.
Если бы сейчас, после всего того, что случилось, в момент откровенности, которая между ними случалась чрезвычайно редко, Занзас просто сказал бы, как обычно, "нахуй пошел, Савада", на этом бы все и закончилось.
Тсуна потер бы ладонью лоб, улыбнулся жалко, сделал бы вид, что ему не разбили только что сердце, и вышел бы из кабинета, мягко прикрыв за собой дверь. И это, пожалуй, было бы даже неплохо. Потому что Занзас ведь совсем не подходит на роль любимого человека. Он засранец, мудак, он поправился за последние две недели килограмм на пять, и вообще, за что Тсуне его, такого любить? Очевидно же, что не за что.
Он вернется домой, в родной офис, и все будет так же хорошо, как было до того.
Может быть, за эти пару минут, которые Тсуна провел в кабинете Занзаса, он бы даже успел себя убедить, что это очередная блажь и что ничего страшного не случилось.
Но к сожалению, как уже говорилось ранее, у Занзаса всегда и на все было свое авторитетное мнение и срать он хотел, что думает по этому поводу сам Тсуна.
— Ну так чего ты ждешь, Савада? – уточнил он, улыбаясь нагло, броско – чертов сукин сын, ведь наверняка же знает, как плохо от его улыбки делается людям со слабым влюбленным сердцем. – Иди сюда.
— Серьезно? – уточнил Тсуна, задерживая дыхание.
— Ага, – хмыкнул Занзас.
И Тсуна пошел.
* * *
Прошлые две недели были для Гокудеры сплошным ночным кошмаром.
Ну в самом деле, что может хуже Десятого, который думает что его лиловые шорты отлично сочетаются с зеленой рубашкой, или Десятого, считающего Занзаса сексуальным? А что может быть унизительнее, чем прийти в секс-шоп вместе с Луссурией, купить там кольцо для члена, здоровенный черный дилдо, набор анальных пробок – чертов заячий хвостик! И что может быть унизительнее, чем объяснять потом продавщице, что Гокудера не гей и почему он не гей, они же были бы такой прекрасной парой!
Ужасные две недели, за которые Гокудеры гоняли за конфетами, за пивом, за поросенком, за штанами, за Сквало, за Занзасом, а в итоге за все свои старания Гокудера получил только по голове и ладно хотя бы по делу, так ведь нет!
Но сегодня у него наконец-то был шанс кардинально все изменить.
Сегодня он наконец-то получил в свои результаты рентгена и готов был опровергнуть все нагромождение фактов, которые Десятый выстроил в пользу своей внезапной привязанности. Потому что дело никак в этом быть не могло.
Десятый, который влюблен в Занзаса, это неправильный Десятый.
Светило медицины перед Гокудерой сидело в кресле, сверкало стеклами очков и производило вид невероятно важный. Снимок перед ним вид производил ничуть не менее важный, а может быть, даже более.
— Ну, что вы думаете? – азартно спросил Гокудера, тоже пытаясь смотреть на снимок. Сам он этом ничего не понимал, но Десятый даже изнутри выглядел вполне симпатично.
— Сотрясение, – констатировало факт светило, поправляя очки. – Не слишком серьезное, тем более, если вы говорите, ни тошноты, ни головокружений не было замечено?
— Головокружение было, – поправил Гокудера. – Были сердечные боли, частые приступы паники, идиотские идеи.
— Тошноты не было?
— Если бы была еще и тошнота, я бы не пережил, – признался Гокудера честно. – Так вы говорите, все-таки сотрясение.
— Полагаю, да.
— Отлично.
Светило несколько опешило, поправило нервно очки.
— Позвольте, вам не кажется, что вы немного некорректны?
На данный момент Гокудере на корректность было похуй – он набирал номер телефона Ямамото.
Тот взял трубку с третьего гудка.
— Что хотел? – спросил обиженно, и Гокудера припомнил, что как минимум синяк на лице Ямамото – его личная заслуга, и даже немного смутился.
— Ты знаешь откуда у Десятого эта блажь с влюбленностью в Занзаса?
— Иногда люди просто влюбляются без причины, перестань искать во всех подвох и двойное дно. – ответил Ямамото сдержанно и, кажется, приготовился повесить трубку.
— У Десятого просто сотрясение, – победным тоном пояснил Гокудера, едва сдерживая безграничную радость в голосе.
...доходило до Ямамото медленно.
— Хочешь сказать, все это просто результат сотрясения мозга?
— Ага. Оно самое. Просто сотрясение. Светило обещало, что все побочные эффекты скоро сойдут на нет.
Ямамото молча сглотнул в трубку.
Где-то за двадцать километров от него ворочался в чужой постели Тсуна с сотрясением мозга, который еще не знал, какую за последние две недели нажил себе проблему.
А рядом с Тсуной, закинув ногу куда-то ему на бедро, довольно дрых Занзас.
И вот у него-то сотрясения не было.
Что-то смутно подсказывало Ямамото, что настоящие проблемы только начинаются.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
Безмятежная Тяпка
МВ закончилась и это хорошо. Спасибо Фантому и Цвай за то что дали возможность поиграть, было весело 
Тексты перетащу к себе.
Название: Когда все началось
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Персонажи: Тсуна, Занзас
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, юмор
Размер: 658 слов
читать дальшеЧерт его знает, когда эта хрень очнулась у него внутри в первый раз.
Все ведь и так в курсе, правда? Савада Тсунаеши безнадежный неудачник, и даже если что-то ему удается чуть лучше обычного, можно смело ждать расплаты в тройном объеме.
В этот раз всё вроде бы случилось, когда Тсуна окончательно нагнул Бьякурана, повернул время вспять и вообще сделал кучу полезных для общества вещей – правда ведь, несомненная удача?
А может быть, всё случилось немного раньше, во время короткой, но кровавой войны с Альянсом, пока Занзас стоял рядом с Туной, со своими здоровенными пистолетами и Варией, и был аргументом куда более весомым, чем хваленое пламя Неба. Пламя, к примеру, хоть и сжигало людей дотла, Альянс пугало куда меньше Занзаса в комплекте с пистолетами. Ну и Варией, конечно, не без этого.
А может, всё началось еще раньше.
Может, всё началось еще до первой дележки должности Десятого. Это когда Занзас, скроив зверскую морду, явился вместе со своей гоп-компанией, чтобы сделать из одного Тсуны двоих, а у Тсуны от этой морды подогнулись ноги.
Черт знает, когда именно началось, но на самом деле и неважно. Важно, что осознал происходящее Тсуна в районе горячих двадцати четырех, уже успев пережить три войны, шесть подстроенных смертей и одну настоящую, но впервые знакомясь с простой человеческой жаждой обладания.
Просто Занзас сидел перед ним в кресле, читал контракт, напялив на себя – о господи – очки с тонкой изящной оправой, и вот тогда Тсуна понял, что хочет.
Занзаса. Лучше прямо сейчас, голым, и можно на столе.
Ладно, хорошо, возможно, он хотел Занзаса не только физически.
Возможно – если уж признаваться честно – он хотел его себе целиком. Вместе с телом, силой, мыслями, всего Занзаса с его детскими страхами, вспышками ярости, вот таким, каким сделали его годы жизни и бестолковые ошибки. Занзаса, который смотрел на людей как на мусор у себя под ногами, признавал методом воздействия только пистолеты и терпеть не мог самого Тсуну.
– Какого хуя ты пялишься, мусор? – дружелюбно спросил Занзас в тот томный вечер, снимая очки и глядя на Тсуну как на жирную сырую индейку. То есть, вроде съедобно и даже аппетитно, но парабеллумом поджарить не мешало бы.
Тсуна поторопился отрицательно покачать головой.
Страшное чувство – влюбленность. Из-за него теперь человека на столе разложить хочется. Голым. Да что там человека? Занзаса хочется!
С Кеко совершенно точно такого не было.
Ни с Кеко, которую Тсуна обожал искренне, потому что тринадцатилетний мальчишка должен иметь объект для дрочки, ни с Хару, которая, кажется, сама на него дрочила. До того как с ним случилась эта нелепая херня, Тсуна думал, что его нежные, мягкие привязанности и есть та самая любовь, о которой говорил иногда Реборн, загадочно сверкая глазами. Правда, Реборн рассуждал больше о романтике случайного секса и правильном подборе контрацептивов, и уж точно в его пространных монологах не было столов и Занзасов – такое бы Тсуна запомнил.
Наверное, если бы тогда Тсуна в своей странной херне признался, на этом бы для него всё и закончилось – к слову, вместе с самим Тсуной.
Возможно, Занзас отстрелил бы ему яйца, и окоченевший кастрированный труп на следующий день обнаружил бы Сквало, несколько ошарашенный находкой.
А возможно, из задницы трупа торчало бы дуло пистолета.
Или что-нибудь еще.
Последние несколько лет Занзас проходил вместе со всей остальной Варией экстренный курс по расширению границ человеческих возможностей в целом и фантазии в частности – в конечном итоге Мукуро всё-таки спихнул им Франа, и тот с энтузиазмом взялся за воспитание новой семьи.
В общем, Тсуна промолчал, и он, конечно, трус. Но зато трус живой.
Хрень, неведомо когда очнувшаяся внутри в первый раз, осознанно вертелась в голове, периодически сотрясая взрывами черепную коробку.
Ни оседланные временные потоки, ни Бьякуран, всё еще стоящий в коленно-локтевой, помочь Тсуне с его бедой не могли.
Почетный неудачник Савада Тсунаеши не мог, действительно не мог просто взять и вляпаться в нормальную японскую девушку.
Его «нормальной японской девушкой» мог быть только здоровенный, нашпигованный тестостероном мужик, который не прочь сделать из него нормальное японское мясное оливье.
Впрочем…
Когда Занзас в его голове непристойно оглаживает пальцами тяжелый парабеллум, Тсуна готов признать, что даже в его амплуа есть свои плюсы.
Название: Высокие отношения
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Персонажи: 8YL!Занзас/8YL!Тсуна
Рейтинг: NC-17
Жанр: экшн, романс, ангст
Предупреждения: ER
Краткое содержание: О нетрадиционных методах выяснения отношений
Размер: 3904 слова
читать дальше— Давайте попробуем поладить, – сказал Савада, протягивая руку ладонью вверх.
У него была открытая улыбка, покрасневший от крови висок и взгляд человека, который может всё.
Алонзо Марини – как никогда мало сегодня похожий на святого отца, – крепче сжал беретту.
Занзас сплюнул и передёрнул плечами – ливень усиливался.
Сцену он наблюдал не в первый раз – Савада неплохо платил Варии за работу, а у Занзаса просто не оказалось под рукой подходящей причины, чтобы её не взять.
Святой отец Алонзо не был каким-то особенным исключением из правил – он был просто один из многих людей, которые хотели выпустить Саваде кишки. Единственное отличие – он для прикрытия выбрал общение с Господом. Грешков в его сутане Занзас после получения заказа нашёл немало, да ему и не требовалось искать. С этим «святым отцом» они пару раз работали вместе, то ли охрана, то ли охота, Занзас уже не помнил, что их свело.
Тогда этому «святому отцу» было, кажется, двадцать один, и в нём было море азарта, глупости, честности, только силы, пожалуй, меньше чем нужно.
Теперь всё как-то изменилось.
Теперь в «святом отце» дерьма оказалось столько, что можно было в нём захлебнуться.
— Давайте попробуем, – повторил Савада, всё ещё протягивая руку.
Занзас слышал где-то, что в Японии ладонь вверх, к небу – это предложение мира.
Беретта задрожала.
Занзас знал, что он сделал бы на месте Алонзо. Он вскинул бы пистолет, нажал на курок, и мозги Савады долго пришлось бы собирать в грязи, если бы нашёлся кретин, готовый этим заняться.
Но Алонзо трус, Алонзо снял свою рясу, только чтобы тихонько, без шума пристрелить босса Вонголы, Алонзо не готов стрелять, когда за спиной Савады стоит Занзас, по бокам его прикрывают офицеры Варии, а у самого Савады взгляд человека, которому нечего терять.
Беретта дрогнула в последний раз и шлёпнулась в грязь.
— Давайте, – дрожащим голосом сказал Алонзо, судорожно вцепляясь в ладонь Савады. – Конечно, давайте!
Занзас отвернулся.
Грязь, ливень, кровь, пламя, которое медленно оплетает Алонзо с ног до головы, вливается в жилы, наполняет сосуды – исцеляет, говорил Савада с мягкой улыбкой.
Убивает, скорее уж.
Отвратительное зрелище.
— Что это с тобой? – спросил Савада вечером.
— Пошёл на хуй, – огрызнулся Занзас.
Савада промолчал. Тихо прикрыл за собой дверь, прошёл в кабинет, сел в кресло – с таким видом, будто, сука, имел право здесь находиться – в доме Занзаса, в его кабинете, в его кресле, и брать со столика бокал с его, Занзаса, любимым виски, и морщиться при этом так недовольно, будто в бокале дешёвое пиво.
— Я, блядь, что, даже выпить немного теперь права не имею в одиночестве? – рявкнул Занзас. Мир перед глазами немного покачивался.
— Полторы бутылки – это не так уж мало на одного, знаешь ли, – пожал плечами Савада, глядя на него тем же самым открытым взглядом, которым смотрел сегодня утром на Алонзо перед тем, как сдать его на руки Луссурии.
Алонзо признался во всём ещё до обеда. Только полный кретин может запланировать убийство Савады на восемь утра – так ни кретин не выспится, ни Савада, и Занзас тоже не выспится, ему по должности положено в веселье принимать участие. В этот раз веселье закончилось, не успев начаться, а сам Алонзо сдал своих в районе одиннадцати, размазывая кровавые сопли по лицу.
В сущности, имена были известны и так. Алонзо вёл Луссурия, и Луссурия очень старался вести его хорошо. Луссурия обожал мальчиков в сутанах и наместников божьих на грешной земле.
Блядский Алонзо признался в том, что больше всего на свете хотел видеть мозги Савады тогда в грязи, а теперь тот самый Савада сидел в кресле напротив Занзаса и смотрел на него такими глазами, будто и не было ничего сегодня утром.
Будто не он вытащил из Алонзо душу, когда протягивал ему руку.
Занзас был уверен – он вытащил. До самого дна достал, перетряхнул внутренности, отрезал лишнее, подшил остаток и всё, клиент готов, клиент готов к общению с Варией, готов признаться в чём угодно, расписаться в любом смертном грехе, только бы никогда больше не смотреть Саваде в глаза.
— Слушай, что не так? – спросил Савада, вздыхая – он ещё и вздыхает, сука!
Если бы Занзас не был уверен, что в случае чего ноги его не удержат, он бы встал и врезал Саваде. Но ноги не держали, и это, может быть, к лучшему.
У Савады тонкие щиколотки.
У него вообще все косточки птичьи – с виду. Кажется, надавить разок – переломится.
Когда Занзас давит ладонью под колено, на мягкое, нежное, Савада почему-то не спешит ломаться. Когда Занзас ставит его раком, Савада выгибает спину так, что видно мелкие позвонки, тонкие лопатки. Когда Занзас его трахает, Савада тяжело дышит и толкается ему навстречу.
Ему не нравится раком, ему нравится на спине, нравится на весу, нравится на столе и нравится смотреть Занзасу в глаза.
Ему нравится, когда Занзас проводит по ложбинке между ягодицами дулом беретты, нравится, когда Занзас его растягивает пальцами – до упора, шире чем нужно, Занзасу вообще кажется, что пальцы его Савада любит больше, чем член.
Сам Занзас любит, когда Савада ему сосёт. Занзас любит долгий, вкусный секс, в котором минет – приятная весомая прелюдия.
Сегодня, правда, ему не хочется, чтобы ему сосали, ему вообще не хочется, чтобы Савада снова на него пялился, поэтому он просто вжимает Саваду в кровать, лицом в подушку, гладит живот, тощий, с выпирающими чуть выше дугами рёбер, поглаживает член – член у Савады, между прочим, колом – стягивает с него нижнее бельё, шепчет:
— Раздвинь ноги, мне не видно.
И Савада послушно раздвигает.
На самом деле заводит Занзаса не дырка. Его заводит молчаливое послушание Савады, его тяжёлое дыхание, заводит его стояк. Желание заводит.
Сегодня у них не получается ни долго, ни со вкусом, секс быстрый, жёсткий, Савада в расстёгнутой рубашке и с приспущенными штанами, Занзасу тоже некогда раздеваться, ему хочется прямо сейчас.
Занзас просто пьян – на следующий день он это, возможно, даже признает – но сегодня и сейчас у него в голове нет ни единой мысли о полудохлом Алонзо в подвале, о Саваде, который умеет выворачивать людей наизнанку, у него в голове вообще нет ничего, кроме желания кончить быстрее.
Его хватает минут на пять и даже хватает на подрочить Саваде после.
После Занзас вырубается, и ему определённо ни до чего больше нет дела.
Утром оказалось, что Алонзо не просто трус. Он трус несчастный.
— Не трогайте меня, – прошипел он, когда Савада подошёл ближе.
Занзас снова больше почувствовал, чем увидел, как медленно ползут языки пламени от Савады к этому ублюдку.
— Ну-ну, – прошептал Савада. – Не сердитесь. Вы очень мне помогли, спасибо. Я считаю наше сотрудничество плодотворным, да и вообще, всё неплохо получилось, по-моему. Вам так не кажется?
Алонзо, который с начала разговора сидел ровно, неожиданно начал заваливаться набок.
— Эй, Савада, какого хрена ты делаешь?— рявкнул Занзас, кинулся вперёд и всё-таки не успел – когда голова Алонзо коснулась бетонного пола, его сердце уже перестало биться.
Савада подошёл чуть ближе, присел на корточки. Брезгливо коснулся пальцами горла – на лице ничего не дрогнуло, но руку он отдёрнул до неприличного быстро.
— Уберёте его отсюда, – сказал Савада. – Через пару часов. Пока пусть полежит здесь.
— Ты охуел, отдавать мне приказы в моём доме?
— Занзас, – Савада встал на ноги, повернулся, и снова, мать его, снова этот взгляд, которым наизнанку, – просто сделай, как я сказал. Потом будем разбираться, кто из нас прав.
Он свалил следующим утром, первым же рейсом, оставляя Занзаса наедине с его идиотскими мыслями, виски, Сквало, который носился кругами и явно не знал, куда именно ему себя деть, и трупом в подвале, который всё так же лежал в одиночной камере.
Выносить его никто не собирался.
Занзас весь день просидел у себя в кабинете, вместе с телефонными звонками и рыжим пузатым бокалом, из которого не сделал ни глотка.
Внутри всё билось, будто током.
Нутро дёргало, тянуло в разные стороны.
Остатки людей Алонзо сбивались в группы, Вария методично проводила зачистку.
Начали с церкви. Под собором с чудным названием "Умиление" нашёлся склад с оружием, причём размеры его сделали бы честь самой Вонголе.
Хорошо, что именно Сквало нашёл. Сквало, даже если будет задавать вопросы, вряд ли станет распространяться об ответах.
Грязный, мокрый Сквало вернулся с вопросами ближе к вечеру – ливень всё ещё не прекратился. До особняка доносило шум шторма, и ветер, и волны, и Занзасу даже хотелось выйти посмотреть на стихию – небывалый случай – но у Занзаса был телефон в руках, теория заговора в голове и Савада, который, кажется, даже будучи за тысячи километров, знал о каждом его шаге.
Вечер подбирался к дому тихонько, вылизывал тёмно-сизым окна, и как никогда раньше Занзасу было на всё это похуй.
— Зачем нам всё это? – серьёзно спросил Сквало, глядя на Занзаса так, будто сомневался в его выборе.
— Рот свой заеби, – посоветовал Занзас. – Я сам решу, что нам нужно и для чего. Встретишься с парнем на фотке, отдашь ему, – Занзас протянул Сквало свёрток, – он в курсе.
— Вито не из тех, кому можно доверять, а у Савады нюх, босс, ты же знаешь. Нам этого не нужно.
Выражение лица у Сквало было какое-то отчаянное.
Занзас посмотрел на него зло.
— Ты, оглох, блядь? Или думаешь, я с тобой шучу? Сам этот... ничего не может. Пока он один – у нас есть шанс.
— Но Алонзо...
— Да нахер этого Алонзо! – проорал Занзас и стукнул кулаком по столу. Ладонь сразу заныла, но сейчас до этой боли ему не было никакого дела.
В кабинете немедленно стало тихо. На несколько недолгих секунд – но стало, и Сквало как будто выдохнул те слова, которые уже подготовил для ответа.
— Я сделаю как скажешь, босс. Ты, главное, не ошибись.
Да, Занзас и сам об этом думал.
Главное – не ошибиться.
Сквало вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Савада уже сидел где-то в своём Токио и собирался вернуться только через пять дней, не раньше. Время ещё было.
Иногда – такое случалось – в работе Варии случались мелкие, нервные накладки. То деньги перешли не на тот счет, то ошибка в сумме, то голову клиента нет возможности отправить по почте, Сквало даже не пытался заниматься подбором причин, в причинах нет нужды. Вария не оправдывается за свои промахи – заказчики оправдываются перед ней за них.
Так было до того, как Занзас стал боссом, так осталось и после.
Иногда – стоит признаться – причина была в, эм, недостатке ассигнований, такая формулировка иногда звучала на советах Альянса в исполнении Занзаса и звучала, пожалуй, нелепо. В исполнении Занзаса отлично звучали ругательства и оскорбления, канцелярская лексика ему, во-первых, не шла, во-вторых, всё равно звучала как ругательство.
Сквало знал. Даже несмотря на то, что сам на этих собраниях бывал редко – не до них, клиенты, трупы, от Парижа до Нью-Йорка, какие уж тут собрания мафиозных кланов, тут бы на сон урвать лишние пару-тройку часов – всё равно Сквало знал. Ему по должности положено – знать.
То, что в последнее время мелкие накладки случались чаще, можно было списать на усталость только первые пару раз – на третий любая случайность становится закономерностью, а закономерности Сквало предпочитал подмечать.
— Мне это не нравится, – сказал он однажды в кабинете, плотно прикрыв за собой дверь.
Босс скривился в ответ.
— Всё нормально. Леви чудит иногда. Останется без премиальных.
Сквало вовсе не считал, что всё нормально. Леви, этот добродушный, преданный боссу здоровяк, каким бы странным ни был, в работе ошибок не допускал, да и сам он о своих промахах узнавал с таким удивлением, будто их никак не могло быть.
Луссурия поглядывал на Сквало как-то странно, Маммон, как обычно, загадочно молчала, но Маммон вообще за задания бралась редко и только за колоссальные суммы на её личном счету, в последнее время таких не попадалось, так что спрашивать с неё было бесполезно.
Занзас смотрел зло и отмахивался от назревающих проблем так, будто к ним у него было что-то запредельно личное.
Заказ на Алонзо Савада передал Сквало как раз на пике проблем. Позвонил, сказал:
— Я заплачу.
После того, как назвал сумму, Сквало полностью перестал сомневаться, тем более – не в первый раз же, босс раньше такое даже одобрял.
Алонзо предложили Луссурии.
— Мальчики в сутане? – хмыкнул тот. – Конечно, согласен.
И всё шло, в общем-то, хорошо, его вели ровно, чисто, подсекли и время, и место, всё верно и взвешенно, и только когда Савада взял Алонзо за руку, а у босса потемнело лицо, Сквало начал подозревать, что делает что-то не так.
И он примерно догадывался, кому стоит задать вопрос.
— Кто такой Вито? – спросил Сквало на следующий день.
— Просто интересно, ты знаешь, сколько стоит международный звонок? Особенно сколько он будет стоить мне.
— Савада, отвечай по делу, – прорычал Сквало в трубку.
— Боже, вы с Занзасом так похожи в своём лексиконе, что я иногда вас путаю.
Сквало зло подышал в трубку, но всё-таки взял себя в руки.
— Мне очень нужен ответ. Я готов получить его в любой форме.
Савада тоже вздохнул.
— Если ты хотел узнать, в курсе ли я, кто такой Вито, то да, я в курсе. Если ты хочешь знать, в курсе ли я, как именно Алонзо был связан с Занзасом, то я, опять же, знаю, кем они друг другу были. Если хочешь знать, что я с этим знанием намерен делать, то здесь я предпочёл бы промолчать.
— Савада, если босс пострадает...
— Твой босс хочет перерезать мне горло, пока я буду спать, – невесело хмыкнул Савада в трубку. – Думаешь, у меня есть повод беспокоиться о его безопасности?
— А у тебя нет?
В трубке замолчали.
— Я тебе перезвоню, – сказал Савада после минутного молчания. – Позже. Я думаю, нам будет что обсудить.
— Подожди, – позвал Сквало. – Последний вопрос. Ты знаешь, что я отдал Вито?
Трубка ответила ему гудками.
Судя по фотографиям, Вито можно было дать лет двадцать, никак не больше.
Судя по внешнему виду, за последние пару суток он постарел на столетие.
— Занзас сказал, вы в курсе, – хмуро сказал Сквало.
Полуподвальное помещение без окон, титановые двери на входе – есть о чём задуматься.
— Я в курсе, – бросил Вито.
Он был немного похож на труп в подвале, и Свало вспомнил – он видел его уже когда-то. Лет семь или восемь назад, сразу после Вендиче, маленькая хищная семейка людей, объединённых кровью не только формально, но и фактически. Четыре брата, две сестры – все при стволах и яйцах, весёлые ребята с грязным чувством юмора. Они неплохо оторвались на том задании и даже выпить вместе успели. Вот тогда-то Сквало и видел этого – тогда ещё совсем мальчишку – Вито Марини, с грустными глазами и тонкими ручонками. Он изрядно изменился за последние годы, конечно, но память на лица у Сквало всегда была отменной.
Сейчас этот мальчишка смотрел на него мёртвыми глазами. Босс сказал передать ему сверток после того, как принял участие в убийстве его брата, и от дела определённо шёл какой-то трупный душок.
Интересно, какое ко всему этому имеет отношение Савада, который засел в Токио и обещал позвонить вечером. Интересно, почему вчера утром Алонзо скоропостижно скончался, если Луссурия обещал ещё выдавить из него информацию по всем возможным счетам? Савада не ценит бабки? Савада окончательно ебанулся? Босс ебанулся вместе с ним? Какого хуя вообще происходит?
— Какого хуя вообще происходит? – спросил Занзас.
Контакт «Савада Тсунаеши» счастливо подмигивал ему с дисплея.
— Ты ебанулся? – уточнил Занзас, принимая вызов.
— Я – нет, – ответил Савада каким-то смертельно участливым голосом. – Я просто звоню уточнить, как там твои дела.
Занзас ощутил лёгкий холодок, проходящий по позвоночнику.
— Я нормально, – сказал он неестественно ровно. – Нахера мне звонить? Ты видел меня три дня назад.
Даже голоса Савады оказалось достаточно, чтобы вспомнить – ладонь, взгляд, злость. Хотелось отвернуться, но картинка которые сутки стояла перед глазами и, кажется, не собиралась пропадать.
— Я прилетаю назад послезавтра. Вы со Сквало меня встретите?
— Нахуя тебе мусор? – бросил Занзас. Взял бокал виски, опрокинул залпом, чувствуя мгновенное обжигающее тепло, и через секунду почуял – всё, легче. Отпустило. – Он в Неаполе. Трахает там свою рыжую сучку, о которой думает, что я не знаю.
— Он знает, что знаешь.
— Ну и пошёл он тогда. В Неаполь.
— Я буду у вас около шести часов, ладно? Не вздумай про меня забыть.
Занзас потёр лоб.
— Не забуду, – проворчал он, поворачивая печально пустым донышком бокал. Ни капли не осталось, а чтобы добраться до бутылки, пришлось бы подняться из-за стола.
— Слушай, – снова начал Савада, чуть помолчав. – А что на тебе надето?
— Ты издеваешься? – уточнил Занзас, чувствуя смутное желание улыбнуться.
— Нет. Просто хочу знать, что на тебе надето, это так плохо? Что плохого в сексе по телефону?
— Японско-итальянский секс по телефону стоит слишком много, я столько не зарабатываю.
— Ладно, – Занзас почти почувствовал, как Савада улыбнулся в трубку, и всё-таки улыбнулся тоже. – Тогда отключаюсь.
— Ладно, – повторил Занзас. В трубке задребезжали гудки. Улыбка сползла с лица.
В горле перехватило дыхание – будто невидимый ошейник только что перестегнули немного туже.
— Точно сработает?
Мукуро пожал плечами.
— Я знаю, что делаю. Верде сказал, всё сработает нормально. Есть пара несущественных мелочей, но тебе они будут неинтересны, Занзас. Так что можешь не волноваться. В настолько важном деле я готов помочь, ты же знаешь.
Он уже всё понял. Понял, может быть, в тот же день, когда Занзас отправил ему заказ, а может быть, чуть позже, может быть, Занзас пропалился на интонации, может, просто дрогнул однажды голос или что-нибудь ещё, но Мукуро всё понял. Знание это засело в нём ядовитым клещом – сидело в уголках губ, в мелких морщинках у глаз, оно сидело, и одного этого было достаточно, чтобы отменить всё нахер, снести весь план до основания.
Потому что Мукуро – знает.
Ублюдок Савада, даже принимая в деле исключительно пассивное участие, легко мог его испортить.
— Мне не нужно знать ни времени, ни места, ты же понимаешь, да? – серьёзно спросил Мукуро.
Занзас понимал. Мукуро вообще ничего не было нужно, он это делал, кажется, из любви к искусству.
Занзас не хотел знать почему. Ему не нужны были чужие причины, ему было вполне достаточно своих.
Алонзо нашёлся в подвале.
Ёбаное место встречи изменить нельзя.
Занзас пришёл с бутылкой виски, тяжёлой головой и большими планами, сутки промаявшись подготовкой, которая давно окончена, и вариантами развития событий, сбыться из которых на самом деле мог только один. Савада не бог. Даже он не сможет что-то сделать без своего сраного пламени.
Жаль немного, что Алонзо сдох, на него потрачены были большие бабки, вдобавок к убитому времени.
А в остальном жизнь была прекрасна, и Занзас ждал завтрашнего вечера, как ждал только весть об убийстве Девятого много лет назад.
— Рановато Савада тебя грохнул, – отсалютовал Занзас бокалом четырехдневному трупу. – Может быть, ты бы даже кое-что смог.
«Умиление» и всё, что было под ним, Сквало всё равно притащил назад в семью, только не стоило особенно беспокоиться.
Вито, разозлённый убийством брата, готов был пожертвовать жизнью – это Занзас слышал в голосе, в интонациях, он помнил такие в себе, когда-то давно.
Савада, который обещал приехать, почему-то всё ещё ничего не знал, и это было, пожалуй, хуже всего остального.
Семейка Марини просто неудачно оказалась под рукой. Неудачно для себя, разумеется, удачно для Занзаса. О них никто и не вспомнил бы после; Занзас, скорбящий о потере босса, вырезал бы их под корень тихо, незаметно, безболезненно.
Отличная была идея.
В сущности, она всё ещё была таковой, когда Алонзо грохнули – это сразу уменьшало расходы бабла и патронов. Савада даже молодец, сам прикончил свою последнюю надежду на хороший итог. Для него, конечно. Не для Занзаса.
Савада, который перекраивает людей по своему образу и подобию, который затягивает на них ошейники против их воли, Савада, который любит смотреть ему в глаза во время секса – он был со всей своей тонкой костью и ясным взглядом Занзасу не нужен.
— Не нужен, – сказал Занзас вслух.
Алонзо промолчал в ответ.
Ничего странного, в общем. Было бы куда хуже, если бы он решил Занзасу ответить.
День для Сквало начался немного суматошно.
С самого утра с боссом творилась какая-то хуйня. Занзас то отправлялся инспектировать особняк, то просто бродил кругами по кабинету. Иногда оттуда доносился треск стекла, и Сквало нервно передёргивало – стаканы же, точно стаканы.
— Он будет нервничать, – деловито начал Савада.
— Какого хуя ты бродишь непонятно где, мусор?! – проорал Занзас в трубку, стоило Сквало отлучиться в туалет, в ёбаный туалет, что, даже туда ему теперь нельзя?
— Будет орать, может быть, даже громко. Он будет действовать тебе на нервы, но ты не бери близко к сердцу, с ним бывает, ты знаешь.
Ближе к вечеру всё стало совсем невыносимым, его дёргало от одного упоминания аэропорта, и машину он приказал подогнать к трём часам, хотя выезжать они собирались к пяти.
Всё это не очень важно, Сквало. Важно другое, до аэропорта он должен доехать. Сделай так, чтобы доехал.
Сквало тогда не выдержал. Спросил:
— Всё точно будет нормально? Уверен, Савада?
— Не будет, конечно. Но однажды ему придется принять решение самостоятельно, и ни я, ни ты, ни Девятый не должны ему в этом мешать.
К четырём Занзас окончательно встал на дыбы.
— Поехали! – проорал он, выходя из особняка и накидывая на плечи пиджак.
Даже пустил Сквало за руль, хотя обычно садился сам – босс любит порулить.
— Так ты знаешь, что произойдет?
— Ничерта я не знаю. Давай просто посмотрим, что из этого выйдет.
Приехали к половине шестого, как собирались.
— Мы подъехали, – сообщил Вито.
Занзас машинально огляделся, чтобы увидеть – где?
Боком к парковке тулился невзрачный серый фургон.
— Готовы? – спросил.
— Да. Всё активировали. Можете проверить.
Занзас сосредоточился, вдохнул полной грудью и понял – не может призвать пламя. Действительно не может. Всё сработало как надо, Савада в ловушке, снайперскую пулю даже он не сможет остановить голыми руками.
— Отлично.
Внутри всё подрагивало от нетерпения, а самолет Савады прибывал на место раньше, чем обещало расписание.
От телефонного звонка Сквало дёрнулся, Занзас – не пошевелился. Нашарил трубку, не сводя глаз с фургона.
— Хочешь узнать, что на мне надето?
Савада помолчал.
— Это был вопрос или предложение? – мягко поинтересовался он.
— Это было «привет», – отрубил Занзас. –- Какого снова звонишь, прилет через десять минут.
Фургон за окном мигнул фарами.
Первый сигнал о готовности. Чёрт знает зачем он был им нужен, когда есть телефон, но на всякий случай.
Занзас, теория заговора и новые её грани.
— Я просто хотел тебя услышать.
— Мы разговаривали сегодня трижды.
— Мне было мало?
— Зато мне тебя слишком много.
— Я тебя люблю, – просто сказал Савада.
— Эй!
Трубка отозвалась гудками. Чёртов Савада. Чёртов любитель трепаться о всякой херне, когда его об этом не просят. Чёртов...
Занзас в ярости ударил кулаком по торпеде.
Ладно, прости, Вито. Прощай, Алонсо, тебя нужно будет вынести из подвала. Прощай и ты, Вито. Совершенно точно прощай, Вито.
Занзас прикрыл глаза, вышел из машины и хлопнул дверью.
Пожалуй, Савада только что выторговал право пожить пару лишних дней, ну да и хуй с ним.
Занзас зло глянул в сторону фургона и достал из кармана обычную беретту.
Когда самолет сел – всё уже закончилось. Обломки фургона догорали, орал Сквало, пытаясь потушить пожар, Занзасу на всё это было, в общем-то, похуй. Савада спускался с трапа и смотрел на него теми же глазами, которыми смотрел на Алонсо, и смотрел так, что член в штанах встал едва ли не по стойке смирно.
— Привет, – сказал Савада, протягивая руку ладонью вверх.
— Нахуй, – проворчал Занзас, игнорируя руку и притягивая его к себе за выхолощенный галстук.
— Слушай, ты что же, заранее знал, что всё получится? – с подозрением спросил уже вечером Сквало.
Савада, вольготно раскинувшийся на кровати, прикрыл глаза.
— Ну, я просто в него верю, – отозвался он безмятежно. – Взрослый же мальчик. В конце концов, иногда наступает день, когда отношения нужно заканчивать обычным расставанием, а не пулей в лоб.
— Он просто с тобой ещё не расстался, – заржал Сквало.
И Савада швырнул в него подушкой.

Тексты перетащу к себе.
Название: Когда все началось
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Персонажи: Тсуна, Занзас
Рейтинг: PG-13
Жанр: романс, юмор
Размер: 658 слов
читать дальшеЧерт его знает, когда эта хрень очнулась у него внутри в первый раз.
Все ведь и так в курсе, правда? Савада Тсунаеши безнадежный неудачник, и даже если что-то ему удается чуть лучше обычного, можно смело ждать расплаты в тройном объеме.
В этот раз всё вроде бы случилось, когда Тсуна окончательно нагнул Бьякурана, повернул время вспять и вообще сделал кучу полезных для общества вещей – правда ведь, несомненная удача?
А может быть, всё случилось немного раньше, во время короткой, но кровавой войны с Альянсом, пока Занзас стоял рядом с Туной, со своими здоровенными пистолетами и Варией, и был аргументом куда более весомым, чем хваленое пламя Неба. Пламя, к примеру, хоть и сжигало людей дотла, Альянс пугало куда меньше Занзаса в комплекте с пистолетами. Ну и Варией, конечно, не без этого.
А может, всё началось еще раньше.
Может, всё началось еще до первой дележки должности Десятого. Это когда Занзас, скроив зверскую морду, явился вместе со своей гоп-компанией, чтобы сделать из одного Тсуны двоих, а у Тсуны от этой морды подогнулись ноги.
Черт знает, когда именно началось, но на самом деле и неважно. Важно, что осознал происходящее Тсуна в районе горячих двадцати четырех, уже успев пережить три войны, шесть подстроенных смертей и одну настоящую, но впервые знакомясь с простой человеческой жаждой обладания.
Просто Занзас сидел перед ним в кресле, читал контракт, напялив на себя – о господи – очки с тонкой изящной оправой, и вот тогда Тсуна понял, что хочет.
Занзаса. Лучше прямо сейчас, голым, и можно на столе.
Ладно, хорошо, возможно, он хотел Занзаса не только физически.
Возможно – если уж признаваться честно – он хотел его себе целиком. Вместе с телом, силой, мыслями, всего Занзаса с его детскими страхами, вспышками ярости, вот таким, каким сделали его годы жизни и бестолковые ошибки. Занзаса, который смотрел на людей как на мусор у себя под ногами, признавал методом воздействия только пистолеты и терпеть не мог самого Тсуну.
– Какого хуя ты пялишься, мусор? – дружелюбно спросил Занзас в тот томный вечер, снимая очки и глядя на Тсуну как на жирную сырую индейку. То есть, вроде съедобно и даже аппетитно, но парабеллумом поджарить не мешало бы.
Тсуна поторопился отрицательно покачать головой.
Страшное чувство – влюбленность. Из-за него теперь человека на столе разложить хочется. Голым. Да что там человека? Занзаса хочется!
С Кеко совершенно точно такого не было.
Ни с Кеко, которую Тсуна обожал искренне, потому что тринадцатилетний мальчишка должен иметь объект для дрочки, ни с Хару, которая, кажется, сама на него дрочила. До того как с ним случилась эта нелепая херня, Тсуна думал, что его нежные, мягкие привязанности и есть та самая любовь, о которой говорил иногда Реборн, загадочно сверкая глазами. Правда, Реборн рассуждал больше о романтике случайного секса и правильном подборе контрацептивов, и уж точно в его пространных монологах не было столов и Занзасов – такое бы Тсуна запомнил.
Наверное, если бы тогда Тсуна в своей странной херне признался, на этом бы для него всё и закончилось – к слову, вместе с самим Тсуной.
Возможно, Занзас отстрелил бы ему яйца, и окоченевший кастрированный труп на следующий день обнаружил бы Сквало, несколько ошарашенный находкой.
А возможно, из задницы трупа торчало бы дуло пистолета.
Или что-нибудь еще.
Последние несколько лет Занзас проходил вместе со всей остальной Варией экстренный курс по расширению границ человеческих возможностей в целом и фантазии в частности – в конечном итоге Мукуро всё-таки спихнул им Франа, и тот с энтузиазмом взялся за воспитание новой семьи.
В общем, Тсуна промолчал, и он, конечно, трус. Но зато трус живой.
Хрень, неведомо когда очнувшаяся внутри в первый раз, осознанно вертелась в голове, периодически сотрясая взрывами черепную коробку.
Ни оседланные временные потоки, ни Бьякуран, всё еще стоящий в коленно-локтевой, помочь Тсуне с его бедой не могли.
Почетный неудачник Савада Тсунаеши не мог, действительно не мог просто взять и вляпаться в нормальную японскую девушку.
Его «нормальной японской девушкой» мог быть только здоровенный, нашпигованный тестостероном мужик, который не прочь сделать из него нормальное японское мясное оливье.
Впрочем…
Когда Занзас в его голове непристойно оглаживает пальцами тяжелый парабеллум, Тсуна готов признать, что даже в его амплуа есть свои плюсы.
Название: Высокие отношения
Автор: И снова Фикус
Бета: Кристал.
Персонажи: 8YL!Занзас/8YL!Тсуна
Рейтинг: NC-17
Жанр: экшн, романс, ангст
Предупреждения: ER
Краткое содержание: О нетрадиционных методах выяснения отношений
Размер: 3904 слова
читать дальше— Давайте попробуем поладить, – сказал Савада, протягивая руку ладонью вверх.
У него была открытая улыбка, покрасневший от крови висок и взгляд человека, который может всё.
Алонзо Марини – как никогда мало сегодня похожий на святого отца, – крепче сжал беретту.
Занзас сплюнул и передёрнул плечами – ливень усиливался.
Сцену он наблюдал не в первый раз – Савада неплохо платил Варии за работу, а у Занзаса просто не оказалось под рукой подходящей причины, чтобы её не взять.
Святой отец Алонзо не был каким-то особенным исключением из правил – он был просто один из многих людей, которые хотели выпустить Саваде кишки. Единственное отличие – он для прикрытия выбрал общение с Господом. Грешков в его сутане Занзас после получения заказа нашёл немало, да ему и не требовалось искать. С этим «святым отцом» они пару раз работали вместе, то ли охрана, то ли охота, Занзас уже не помнил, что их свело.
Тогда этому «святому отцу» было, кажется, двадцать один, и в нём было море азарта, глупости, честности, только силы, пожалуй, меньше чем нужно.
Теперь всё как-то изменилось.
Теперь в «святом отце» дерьма оказалось столько, что можно было в нём захлебнуться.
— Давайте попробуем, – повторил Савада, всё ещё протягивая руку.
Занзас слышал где-то, что в Японии ладонь вверх, к небу – это предложение мира.
Беретта задрожала.
Занзас знал, что он сделал бы на месте Алонзо. Он вскинул бы пистолет, нажал на курок, и мозги Савады долго пришлось бы собирать в грязи, если бы нашёлся кретин, готовый этим заняться.
Но Алонзо трус, Алонзо снял свою рясу, только чтобы тихонько, без шума пристрелить босса Вонголы, Алонзо не готов стрелять, когда за спиной Савады стоит Занзас, по бокам его прикрывают офицеры Варии, а у самого Савады взгляд человека, которому нечего терять.
Беретта дрогнула в последний раз и шлёпнулась в грязь.
— Давайте, – дрожащим голосом сказал Алонзо, судорожно вцепляясь в ладонь Савады. – Конечно, давайте!
Занзас отвернулся.
Грязь, ливень, кровь, пламя, которое медленно оплетает Алонзо с ног до головы, вливается в жилы, наполняет сосуды – исцеляет, говорил Савада с мягкой улыбкой.
Убивает, скорее уж.
Отвратительное зрелище.
— Что это с тобой? – спросил Савада вечером.
— Пошёл на хуй, – огрызнулся Занзас.
Савада промолчал. Тихо прикрыл за собой дверь, прошёл в кабинет, сел в кресло – с таким видом, будто, сука, имел право здесь находиться – в доме Занзаса, в его кабинете, в его кресле, и брать со столика бокал с его, Занзаса, любимым виски, и морщиться при этом так недовольно, будто в бокале дешёвое пиво.
— Я, блядь, что, даже выпить немного теперь права не имею в одиночестве? – рявкнул Занзас. Мир перед глазами немного покачивался.
— Полторы бутылки – это не так уж мало на одного, знаешь ли, – пожал плечами Савада, глядя на него тем же самым открытым взглядом, которым смотрел сегодня утром на Алонзо перед тем, как сдать его на руки Луссурии.
Алонзо признался во всём ещё до обеда. Только полный кретин может запланировать убийство Савады на восемь утра – так ни кретин не выспится, ни Савада, и Занзас тоже не выспится, ему по должности положено в веселье принимать участие. В этот раз веселье закончилось, не успев начаться, а сам Алонзо сдал своих в районе одиннадцати, размазывая кровавые сопли по лицу.
В сущности, имена были известны и так. Алонзо вёл Луссурия, и Луссурия очень старался вести его хорошо. Луссурия обожал мальчиков в сутанах и наместников божьих на грешной земле.
Блядский Алонзо признался в том, что больше всего на свете хотел видеть мозги Савады тогда в грязи, а теперь тот самый Савада сидел в кресле напротив Занзаса и смотрел на него такими глазами, будто и не было ничего сегодня утром.
Будто не он вытащил из Алонзо душу, когда протягивал ему руку.
Занзас был уверен – он вытащил. До самого дна достал, перетряхнул внутренности, отрезал лишнее, подшил остаток и всё, клиент готов, клиент готов к общению с Варией, готов признаться в чём угодно, расписаться в любом смертном грехе, только бы никогда больше не смотреть Саваде в глаза.
— Слушай, что не так? – спросил Савада, вздыхая – он ещё и вздыхает, сука!
Если бы Занзас не был уверен, что в случае чего ноги его не удержат, он бы встал и врезал Саваде. Но ноги не держали, и это, может быть, к лучшему.
У Савады тонкие щиколотки.
У него вообще все косточки птичьи – с виду. Кажется, надавить разок – переломится.
Когда Занзас давит ладонью под колено, на мягкое, нежное, Савада почему-то не спешит ломаться. Когда Занзас ставит его раком, Савада выгибает спину так, что видно мелкие позвонки, тонкие лопатки. Когда Занзас его трахает, Савада тяжело дышит и толкается ему навстречу.
Ему не нравится раком, ему нравится на спине, нравится на весу, нравится на столе и нравится смотреть Занзасу в глаза.
Ему нравится, когда Занзас проводит по ложбинке между ягодицами дулом беретты, нравится, когда Занзас его растягивает пальцами – до упора, шире чем нужно, Занзасу вообще кажется, что пальцы его Савада любит больше, чем член.
Сам Занзас любит, когда Савада ему сосёт. Занзас любит долгий, вкусный секс, в котором минет – приятная весомая прелюдия.
Сегодня, правда, ему не хочется, чтобы ему сосали, ему вообще не хочется, чтобы Савада снова на него пялился, поэтому он просто вжимает Саваду в кровать, лицом в подушку, гладит живот, тощий, с выпирающими чуть выше дугами рёбер, поглаживает член – член у Савады, между прочим, колом – стягивает с него нижнее бельё, шепчет:
— Раздвинь ноги, мне не видно.
И Савада послушно раздвигает.
На самом деле заводит Занзаса не дырка. Его заводит молчаливое послушание Савады, его тяжёлое дыхание, заводит его стояк. Желание заводит.
Сегодня у них не получается ни долго, ни со вкусом, секс быстрый, жёсткий, Савада в расстёгнутой рубашке и с приспущенными штанами, Занзасу тоже некогда раздеваться, ему хочется прямо сейчас.
Занзас просто пьян – на следующий день он это, возможно, даже признает – но сегодня и сейчас у него в голове нет ни единой мысли о полудохлом Алонзо в подвале, о Саваде, который умеет выворачивать людей наизнанку, у него в голове вообще нет ничего, кроме желания кончить быстрее.
Его хватает минут на пять и даже хватает на подрочить Саваде после.
После Занзас вырубается, и ему определённо ни до чего больше нет дела.
Утром оказалось, что Алонзо не просто трус. Он трус несчастный.
— Не трогайте меня, – прошипел он, когда Савада подошёл ближе.
Занзас снова больше почувствовал, чем увидел, как медленно ползут языки пламени от Савады к этому ублюдку.
— Ну-ну, – прошептал Савада. – Не сердитесь. Вы очень мне помогли, спасибо. Я считаю наше сотрудничество плодотворным, да и вообще, всё неплохо получилось, по-моему. Вам так не кажется?
Алонзо, который с начала разговора сидел ровно, неожиданно начал заваливаться набок.
— Эй, Савада, какого хрена ты делаешь?— рявкнул Занзас, кинулся вперёд и всё-таки не успел – когда голова Алонзо коснулась бетонного пола, его сердце уже перестало биться.
Савада подошёл чуть ближе, присел на корточки. Брезгливо коснулся пальцами горла – на лице ничего не дрогнуло, но руку он отдёрнул до неприличного быстро.
— Уберёте его отсюда, – сказал Савада. – Через пару часов. Пока пусть полежит здесь.
— Ты охуел, отдавать мне приказы в моём доме?
— Занзас, – Савада встал на ноги, повернулся, и снова, мать его, снова этот взгляд, которым наизнанку, – просто сделай, как я сказал. Потом будем разбираться, кто из нас прав.
Он свалил следующим утром, первым же рейсом, оставляя Занзаса наедине с его идиотскими мыслями, виски, Сквало, который носился кругами и явно не знал, куда именно ему себя деть, и трупом в подвале, который всё так же лежал в одиночной камере.
Выносить его никто не собирался.
Занзас весь день просидел у себя в кабинете, вместе с телефонными звонками и рыжим пузатым бокалом, из которого не сделал ни глотка.
Внутри всё билось, будто током.
Нутро дёргало, тянуло в разные стороны.
Остатки людей Алонзо сбивались в группы, Вария методично проводила зачистку.
Начали с церкви. Под собором с чудным названием "Умиление" нашёлся склад с оружием, причём размеры его сделали бы честь самой Вонголе.
Хорошо, что именно Сквало нашёл. Сквало, даже если будет задавать вопросы, вряд ли станет распространяться об ответах.
Грязный, мокрый Сквало вернулся с вопросами ближе к вечеру – ливень всё ещё не прекратился. До особняка доносило шум шторма, и ветер, и волны, и Занзасу даже хотелось выйти посмотреть на стихию – небывалый случай – но у Занзаса был телефон в руках, теория заговора в голове и Савада, который, кажется, даже будучи за тысячи километров, знал о каждом его шаге.
Вечер подбирался к дому тихонько, вылизывал тёмно-сизым окна, и как никогда раньше Занзасу было на всё это похуй.
— Зачем нам всё это? – серьёзно спросил Сквало, глядя на Занзаса так, будто сомневался в его выборе.
— Рот свой заеби, – посоветовал Занзас. – Я сам решу, что нам нужно и для чего. Встретишься с парнем на фотке, отдашь ему, – Занзас протянул Сквало свёрток, – он в курсе.
— Вито не из тех, кому можно доверять, а у Савады нюх, босс, ты же знаешь. Нам этого не нужно.
Выражение лица у Сквало было какое-то отчаянное.
Занзас посмотрел на него зло.
— Ты, оглох, блядь? Или думаешь, я с тобой шучу? Сам этот... ничего не может. Пока он один – у нас есть шанс.
— Но Алонзо...
— Да нахер этого Алонзо! – проорал Занзас и стукнул кулаком по столу. Ладонь сразу заныла, но сейчас до этой боли ему не было никакого дела.
В кабинете немедленно стало тихо. На несколько недолгих секунд – но стало, и Сквало как будто выдохнул те слова, которые уже подготовил для ответа.
— Я сделаю как скажешь, босс. Ты, главное, не ошибись.
Да, Занзас и сам об этом думал.
Главное – не ошибиться.
Сквало вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью.
Савада уже сидел где-то в своём Токио и собирался вернуться только через пять дней, не раньше. Время ещё было.
Иногда – такое случалось – в работе Варии случались мелкие, нервные накладки. То деньги перешли не на тот счет, то ошибка в сумме, то голову клиента нет возможности отправить по почте, Сквало даже не пытался заниматься подбором причин, в причинах нет нужды. Вария не оправдывается за свои промахи – заказчики оправдываются перед ней за них.
Так было до того, как Занзас стал боссом, так осталось и после.
Иногда – стоит признаться – причина была в, эм, недостатке ассигнований, такая формулировка иногда звучала на советах Альянса в исполнении Занзаса и звучала, пожалуй, нелепо. В исполнении Занзаса отлично звучали ругательства и оскорбления, канцелярская лексика ему, во-первых, не шла, во-вторых, всё равно звучала как ругательство.
Сквало знал. Даже несмотря на то, что сам на этих собраниях бывал редко – не до них, клиенты, трупы, от Парижа до Нью-Йорка, какие уж тут собрания мафиозных кланов, тут бы на сон урвать лишние пару-тройку часов – всё равно Сквало знал. Ему по должности положено – знать.
То, что в последнее время мелкие накладки случались чаще, можно было списать на усталость только первые пару раз – на третий любая случайность становится закономерностью, а закономерности Сквало предпочитал подмечать.
— Мне это не нравится, – сказал он однажды в кабинете, плотно прикрыв за собой дверь.
Босс скривился в ответ.
— Всё нормально. Леви чудит иногда. Останется без премиальных.
Сквало вовсе не считал, что всё нормально. Леви, этот добродушный, преданный боссу здоровяк, каким бы странным ни был, в работе ошибок не допускал, да и сам он о своих промахах узнавал с таким удивлением, будто их никак не могло быть.
Луссурия поглядывал на Сквало как-то странно, Маммон, как обычно, загадочно молчала, но Маммон вообще за задания бралась редко и только за колоссальные суммы на её личном счету, в последнее время таких не попадалось, так что спрашивать с неё было бесполезно.
Занзас смотрел зло и отмахивался от назревающих проблем так, будто к ним у него было что-то запредельно личное.
Заказ на Алонзо Савада передал Сквало как раз на пике проблем. Позвонил, сказал:
— Я заплачу.
После того, как назвал сумму, Сквало полностью перестал сомневаться, тем более – не в первый раз же, босс раньше такое даже одобрял.
Алонзо предложили Луссурии.
— Мальчики в сутане? – хмыкнул тот. – Конечно, согласен.
И всё шло, в общем-то, хорошо, его вели ровно, чисто, подсекли и время, и место, всё верно и взвешенно, и только когда Савада взял Алонзо за руку, а у босса потемнело лицо, Сквало начал подозревать, что делает что-то не так.
И он примерно догадывался, кому стоит задать вопрос.
— Кто такой Вито? – спросил Сквало на следующий день.
— Просто интересно, ты знаешь, сколько стоит международный звонок? Особенно сколько он будет стоить мне.
— Савада, отвечай по делу, – прорычал Сквало в трубку.
— Боже, вы с Занзасом так похожи в своём лексиконе, что я иногда вас путаю.
Сквало зло подышал в трубку, но всё-таки взял себя в руки.
— Мне очень нужен ответ. Я готов получить его в любой форме.
Савада тоже вздохнул.
— Если ты хотел узнать, в курсе ли я, кто такой Вито, то да, я в курсе. Если ты хочешь знать, в курсе ли я, как именно Алонзо был связан с Занзасом, то я, опять же, знаю, кем они друг другу были. Если хочешь знать, что я с этим знанием намерен делать, то здесь я предпочёл бы промолчать.
— Савада, если босс пострадает...
— Твой босс хочет перерезать мне горло, пока я буду спать, – невесело хмыкнул Савада в трубку. – Думаешь, у меня есть повод беспокоиться о его безопасности?
— А у тебя нет?
В трубке замолчали.
— Я тебе перезвоню, – сказал Савада после минутного молчания. – Позже. Я думаю, нам будет что обсудить.
— Подожди, – позвал Сквало. – Последний вопрос. Ты знаешь, что я отдал Вито?
Трубка ответила ему гудками.
Судя по фотографиям, Вито можно было дать лет двадцать, никак не больше.
Судя по внешнему виду, за последние пару суток он постарел на столетие.
— Занзас сказал, вы в курсе, – хмуро сказал Сквало.
Полуподвальное помещение без окон, титановые двери на входе – есть о чём задуматься.
— Я в курсе, – бросил Вито.
Он был немного похож на труп в подвале, и Свало вспомнил – он видел его уже когда-то. Лет семь или восемь назад, сразу после Вендиче, маленькая хищная семейка людей, объединённых кровью не только формально, но и фактически. Четыре брата, две сестры – все при стволах и яйцах, весёлые ребята с грязным чувством юмора. Они неплохо оторвались на том задании и даже выпить вместе успели. Вот тогда-то Сквало и видел этого – тогда ещё совсем мальчишку – Вито Марини, с грустными глазами и тонкими ручонками. Он изрядно изменился за последние годы, конечно, но память на лица у Сквало всегда была отменной.
Сейчас этот мальчишка смотрел на него мёртвыми глазами. Босс сказал передать ему сверток после того, как принял участие в убийстве его брата, и от дела определённо шёл какой-то трупный душок.
Интересно, какое ко всему этому имеет отношение Савада, который засел в Токио и обещал позвонить вечером. Интересно, почему вчера утром Алонзо скоропостижно скончался, если Луссурия обещал ещё выдавить из него информацию по всем возможным счетам? Савада не ценит бабки? Савада окончательно ебанулся? Босс ебанулся вместе с ним? Какого хуя вообще происходит?
— Какого хуя вообще происходит? – спросил Занзас.
Контакт «Савада Тсунаеши» счастливо подмигивал ему с дисплея.
— Ты ебанулся? – уточнил Занзас, принимая вызов.
— Я – нет, – ответил Савада каким-то смертельно участливым голосом. – Я просто звоню уточнить, как там твои дела.
Занзас ощутил лёгкий холодок, проходящий по позвоночнику.
— Я нормально, – сказал он неестественно ровно. – Нахера мне звонить? Ты видел меня три дня назад.
Даже голоса Савады оказалось достаточно, чтобы вспомнить – ладонь, взгляд, злость. Хотелось отвернуться, но картинка которые сутки стояла перед глазами и, кажется, не собиралась пропадать.
— Я прилетаю назад послезавтра. Вы со Сквало меня встретите?
— Нахуя тебе мусор? – бросил Занзас. Взял бокал виски, опрокинул залпом, чувствуя мгновенное обжигающее тепло, и через секунду почуял – всё, легче. Отпустило. – Он в Неаполе. Трахает там свою рыжую сучку, о которой думает, что я не знаю.
— Он знает, что знаешь.
— Ну и пошёл он тогда. В Неаполь.
— Я буду у вас около шести часов, ладно? Не вздумай про меня забыть.
Занзас потёр лоб.
— Не забуду, – проворчал он, поворачивая печально пустым донышком бокал. Ни капли не осталось, а чтобы добраться до бутылки, пришлось бы подняться из-за стола.
— Слушай, – снова начал Савада, чуть помолчав. – А что на тебе надето?
— Ты издеваешься? – уточнил Занзас, чувствуя смутное желание улыбнуться.
— Нет. Просто хочу знать, что на тебе надето, это так плохо? Что плохого в сексе по телефону?
— Японско-итальянский секс по телефону стоит слишком много, я столько не зарабатываю.
— Ладно, – Занзас почти почувствовал, как Савада улыбнулся в трубку, и всё-таки улыбнулся тоже. – Тогда отключаюсь.
— Ладно, – повторил Занзас. В трубке задребезжали гудки. Улыбка сползла с лица.
В горле перехватило дыхание – будто невидимый ошейник только что перестегнули немного туже.
— Точно сработает?
Мукуро пожал плечами.
— Я знаю, что делаю. Верде сказал, всё сработает нормально. Есть пара несущественных мелочей, но тебе они будут неинтересны, Занзас. Так что можешь не волноваться. В настолько важном деле я готов помочь, ты же знаешь.
Он уже всё понял. Понял, может быть, в тот же день, когда Занзас отправил ему заказ, а может быть, чуть позже, может быть, Занзас пропалился на интонации, может, просто дрогнул однажды голос или что-нибудь ещё, но Мукуро всё понял. Знание это засело в нём ядовитым клещом – сидело в уголках губ, в мелких морщинках у глаз, оно сидело, и одного этого было достаточно, чтобы отменить всё нахер, снести весь план до основания.
Потому что Мукуро – знает.
Ублюдок Савада, даже принимая в деле исключительно пассивное участие, легко мог его испортить.
— Мне не нужно знать ни времени, ни места, ты же понимаешь, да? – серьёзно спросил Мукуро.
Занзас понимал. Мукуро вообще ничего не было нужно, он это делал, кажется, из любви к искусству.
Занзас не хотел знать почему. Ему не нужны были чужие причины, ему было вполне достаточно своих.
Алонзо нашёлся в подвале.
Ёбаное место встречи изменить нельзя.
Занзас пришёл с бутылкой виски, тяжёлой головой и большими планами, сутки промаявшись подготовкой, которая давно окончена, и вариантами развития событий, сбыться из которых на самом деле мог только один. Савада не бог. Даже он не сможет что-то сделать без своего сраного пламени.
Жаль немного, что Алонзо сдох, на него потрачены были большие бабки, вдобавок к убитому времени.
А в остальном жизнь была прекрасна, и Занзас ждал завтрашнего вечера, как ждал только весть об убийстве Девятого много лет назад.
— Рановато Савада тебя грохнул, – отсалютовал Занзас бокалом четырехдневному трупу. – Может быть, ты бы даже кое-что смог.
«Умиление» и всё, что было под ним, Сквало всё равно притащил назад в семью, только не стоило особенно беспокоиться.
Вито, разозлённый убийством брата, готов был пожертвовать жизнью – это Занзас слышал в голосе, в интонациях, он помнил такие в себе, когда-то давно.
Савада, который обещал приехать, почему-то всё ещё ничего не знал, и это было, пожалуй, хуже всего остального.
Семейка Марини просто неудачно оказалась под рукой. Неудачно для себя, разумеется, удачно для Занзаса. О них никто и не вспомнил бы после; Занзас, скорбящий о потере босса, вырезал бы их под корень тихо, незаметно, безболезненно.
Отличная была идея.
В сущности, она всё ещё была таковой, когда Алонзо грохнули – это сразу уменьшало расходы бабла и патронов. Савада даже молодец, сам прикончил свою последнюю надежду на хороший итог. Для него, конечно. Не для Занзаса.
Савада, который перекраивает людей по своему образу и подобию, который затягивает на них ошейники против их воли, Савада, который любит смотреть ему в глаза во время секса – он был со всей своей тонкой костью и ясным взглядом Занзасу не нужен.
— Не нужен, – сказал Занзас вслух.
Алонзо промолчал в ответ.
Ничего странного, в общем. Было бы куда хуже, если бы он решил Занзасу ответить.
День для Сквало начался немного суматошно.
С самого утра с боссом творилась какая-то хуйня. Занзас то отправлялся инспектировать особняк, то просто бродил кругами по кабинету. Иногда оттуда доносился треск стекла, и Сквало нервно передёргивало – стаканы же, точно стаканы.
— Он будет нервничать, – деловито начал Савада.
— Какого хуя ты бродишь непонятно где, мусор?! – проорал Занзас в трубку, стоило Сквало отлучиться в туалет, в ёбаный туалет, что, даже туда ему теперь нельзя?
— Будет орать, может быть, даже громко. Он будет действовать тебе на нервы, но ты не бери близко к сердцу, с ним бывает, ты знаешь.
Ближе к вечеру всё стало совсем невыносимым, его дёргало от одного упоминания аэропорта, и машину он приказал подогнать к трём часам, хотя выезжать они собирались к пяти.
Всё это не очень важно, Сквало. Важно другое, до аэропорта он должен доехать. Сделай так, чтобы доехал.
Сквало тогда не выдержал. Спросил:
— Всё точно будет нормально? Уверен, Савада?
— Не будет, конечно. Но однажды ему придется принять решение самостоятельно, и ни я, ни ты, ни Девятый не должны ему в этом мешать.
К четырём Занзас окончательно встал на дыбы.
— Поехали! – проорал он, выходя из особняка и накидывая на плечи пиджак.
Даже пустил Сквало за руль, хотя обычно садился сам – босс любит порулить.
— Так ты знаешь, что произойдет?
— Ничерта я не знаю. Давай просто посмотрим, что из этого выйдет.
Приехали к половине шестого, как собирались.
— Мы подъехали, – сообщил Вито.
Занзас машинально огляделся, чтобы увидеть – где?
Боком к парковке тулился невзрачный серый фургон.
— Готовы? – спросил.
— Да. Всё активировали. Можете проверить.
Занзас сосредоточился, вдохнул полной грудью и понял – не может призвать пламя. Действительно не может. Всё сработало как надо, Савада в ловушке, снайперскую пулю даже он не сможет остановить голыми руками.
— Отлично.
Внутри всё подрагивало от нетерпения, а самолет Савады прибывал на место раньше, чем обещало расписание.
От телефонного звонка Сквало дёрнулся, Занзас – не пошевелился. Нашарил трубку, не сводя глаз с фургона.
— Хочешь узнать, что на мне надето?
Савада помолчал.
— Это был вопрос или предложение? – мягко поинтересовался он.
— Это было «привет», – отрубил Занзас. –- Какого снова звонишь, прилет через десять минут.
Фургон за окном мигнул фарами.
Первый сигнал о готовности. Чёрт знает зачем он был им нужен, когда есть телефон, но на всякий случай.
Занзас, теория заговора и новые её грани.
— Я просто хотел тебя услышать.
— Мы разговаривали сегодня трижды.
— Мне было мало?
— Зато мне тебя слишком много.
— Я тебя люблю, – просто сказал Савада.
— Эй!
Трубка отозвалась гудками. Чёртов Савада. Чёртов любитель трепаться о всякой херне, когда его об этом не просят. Чёртов...
Занзас в ярости ударил кулаком по торпеде.
Ладно, прости, Вито. Прощай, Алонсо, тебя нужно будет вынести из подвала. Прощай и ты, Вито. Совершенно точно прощай, Вито.
Занзас прикрыл глаза, вышел из машины и хлопнул дверью.
Пожалуй, Савада только что выторговал право пожить пару лишних дней, ну да и хуй с ним.
Занзас зло глянул в сторону фургона и достал из кармана обычную беретту.
Когда самолет сел – всё уже закончилось. Обломки фургона догорали, орал Сквало, пытаясь потушить пожар, Занзасу на всё это было, в общем-то, похуй. Савада спускался с трапа и смотрел на него теми же глазами, которыми смотрел на Алонсо, и смотрел так, что член в штанах встал едва ли не по стойке смирно.
— Привет, – сказал Савада, протягивая руку ладонью вверх.
— Нахуй, – проворчал Занзас, игнорируя руку и притягивая его к себе за выхолощенный галстук.
— Слушай, ты что же, заранее знал, что всё получится? – с подозрением спросил уже вечером Сквало.
Савада, вольготно раскинувшийся на кровати, прикрыл глаза.
— Ну, я просто в него верю, – отозвался он безмятежно. – Взрослый же мальчик. В конце концов, иногда наступает день, когда отношения нужно заканчивать обычным расставанием, а не пулей в лоб.
— Он просто с тобой ещё не расстался, – заржал Сквало.
И Савада швырнул в него подушкой.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментарии (1)
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal
пятница, 08 марта 2013
Безмятежная Тяпка
Потому что нужно же с чего-то начинать.
URL
- U-mail
- Дневник
- Профиль
- Комментировать
-
Поделиться
- ВКонтакте
- РћРТвЂВВВВВВВВнокласснРСвЂВВВВВВВВРєРСвЂВВВВВВВВ
- LiveJournal